— А, Андрей Павлович! — безошибочно определил я.
Вид у корифея был еще тот.
— Меня тут никто не спрашивал? — осторожно осведомился Карлов после обмена приветствиями.
— Уборщица интересовалась, — сказал я.
— Уборщица?
— Ну да. Проветривала у вас.
Андрей Павлович вздохнул и потрогал себя за виски. Лицо его исказилось похмельной мукой.
— Не любишь ты меня, Алексей, — произнес он печально. — А я к тебе всегда хорошо относился.
— Экспертизу-то провели?
— Какую экспертизу? — не понял Карлов.
— Творческо-лингвистическую. Или как она у вас называется? Колобков собирался.
— Я в библиотеке вчера весь день просидел, — заявил Андрей Павлович. — Виталию Ивановичу статью готовлю.
— Статью? — мне стало любопытно. — О чем же?
— О реформах местного самоуправления в России. От Сперанского и Столыпина до наших дней.
— Обалдеть, — искренне сказал я. — И куда она пойдет?
— Это потом будет решено. Может, даже в Москву.
Проводив крепкого публициста до его кабинета, я заглянул к Витюше и Наталье. Витюша бойко набирал какой-то текст, а Наталья сидела, погруженная в себя. Перед ней на столе одиноко белел какой-то список, весь в исправлениях и зачеркиваниях.
— Кому грустим? — спросил я, подойдя поближе.
— Алексей Николаевич, это кошмар какой-то! — пожаловалась Наталья. — Никто не хочет на радио выступать.
— На радио?
— Да! Сегодня в обед еженедельный эфир, «Парламент у микрофона». Час целый. Я всех обзвонила раз по пять, и бесполезно.
— А ты говорила, что выборы в Госдуму на носу, что Виталий Иванович лично список выступающих утвердил?
— Говорила и повторяла даже! Ничего не помогает.
— Какая у нас фракция на очереди?
— «Ядрёная Россия», конечно.
Я посмотрел на часы. Ситуация приближалась к критической. Депутаты бегали от микрофона, как призывники от военкомата. Выступать в прямом эфире на радио стабильно не хотел никто из них, кроме пары-тройки записных ораторов и недобитых оппозиционеров. Но оппозицию велено было подвинуть на период после выборов.
— Ты у Ростика была?
— Конечно. Его тоже все посылают.
— Мама родная! За них государство платит, а они про свои достижения рассказывать не хотят, — вырвалось у меня.
Сотрудники молча ждали распоряжений.
— А к Филейкину твой Ростик не подходил?
— Филейкин в отъезде, — сверившись по списку, объявила Наталья.
— Агитирует селян, что ли?
— Нет. Он на соревнованиях по метанию молота. Под девизом «Ядрёная Россия — сильная Россия».
Мне стало нехорошо. Депутат Филейкин в таких случаях был последним резервом.
— Может быть, Жуликову предложить? — подал голос Витюша.
— Жуликов по графику после Нового года, — отрезал я. — Наташа, звони всем по шестому разу. Если будут отнекиваться — пугай спикером и партийной ответственностью. Скажи, что политсовет принял соответствующее решение.
— А он правда принял?
— Неважно. Филейкина ты набирала?
— Ростик сказал, что он, возможно, сегодня вернется.
— Если сегодня, то шанс есть. Московский поезд уже пришел. Позвони на мобильный. Если мобильный выключен, тогда на домашний. Если упрется, сразу докладывай мне, сам ему перезвоню!
Поставив задачу, я вернулся к своей нужной документации.
Оставалось расписаться на последнем листе, когда в дверях нарисовался Домашевский. Я ему совершенно искренне обрадовался, ибо канцелярщина уже надоела мне хуже горькой редьки.
— Как себя чувствуете, Семён Маркович? С больничного вышли?
— Пойду завтра анализы сдавать, — Семён Маркович покрутил в воздухе какими-то бумажными огрызками. — Может, в больницу придется лечь.
— Не надо в больницу. Вы нам тут нужны.
— Кому я тут нужен? Речи за отдельных трудящихся писать?
— За кого это?
— За Карлова. Тут вчера искали его, с ног сбились. Так и не нашли.
Домашевский сел и принялся теребить точилку из настольного набора.
— Ты с Хрюшниковым виделся?
— Виделся, — кивнул я. — Вроде без последствий.
— Жуликов не успокоится, — предупредил Семён Маркович. — Он человек мстительный и высокого мнения о себе.
— Разве я против его мнения? Пусть будет.