Выбрать главу

II

— Ваша дивизия где-то на Сомме, — терпеливо разъяснял комендант железнодорожной станции. — Вчера они были в деле, а где они теперь, одному господу богу ведомо. Станция снабжения снова в Бапоме. Вам лучше всего съездить туда и еще раз навести справки. Тамошний комендант должен знать, он вам скажет.

— Ладно, съезжу, — сказал я. — Спасибо.

Платформа была забита людьми — многие возвращались из отпуска, еще больше было офицеров и очень много солдат, выписавшихся из госпиталя. Внезапно чья-то рука крепко хлопнула меня по плечу, и развеселый голос сказал:

— Привет, Брэйзуэйт, старина!

Я обернулся и тотчас узнал Рэндла в новом, выигрышном для него облике американского пехотного офицера.

— Привет, Рэндл! Вот уж никак не ожидал встретить вас здесь!

— Куда направляетесь?

— Опять на передовую, черт бы ее побрал, куда же еще, — ответил я мрачно. — А вы что здесь делаете?

— Только что вернулся — ездили на инструктаж в расположение британских войск в секторе Бетюн. Отличные ребята, ей-богу! Приняли нас с распростертыми объятиями как родных братьев и общелкали меня в покер на пятьдесят пять долларов. Теперь держим путь в Бапом.

— И я туда же.

— Так едем вместе, сейчас же едем!

Через секунду я уже знакомился с группой молодых американских офицеров, одетых в новенькую с иголочки форму и полных боевого задора — точь-в-точь как наши ребята до операции на Сомме. Не знаю, быть может, им хотелось отблагодарить в моем лице всех английских солдат, но они приняли меня действительно как родного брата, сердечно жали руку, говорили комплименты британской армии, затащили в вагон, на котором значилось: «Только для американских офицеров», предложили одновременно с десяток фляг и набили мне карманы шоколадом. Комендант заглянул в окно вагона.

— Посторонним здесь быть не полагается, вагон только для американских офицеров.

— Ко всем чертям! Это мой брат, двоюродный — понимаете? Два года с ним не виделся! — крикнул Рэндл. — Ведь ты с Миссури, браток, так ведь? Ну что ж молчишь — скажи ему!

— Ну, ясно, — сказал я, — а то как же!

— Дайте ему виски, — предложил кто-то.

— Ладно, отвечать будете сами! — крикнул мне комендант, уходя.

— А, ко всем чертям! — огрызнулся Рэндл.

Я приободрился и повеселел среди этих задорных юнцов, полных иллюзий относительно войны, — я не старался омрачить эти иллюзии. И ни бахвальства, ни самоуверенно-снисходительного тона, о которых меня предупреждали, — ничего этого я здесь не заметил. Напротив, радушие их не знало границ, и мне даже стало неловко от их чрезмерной почтительности — для них я был ветеран, покрытый рубцами войны. Вскоре все они один за другим улеглись спать, а мы с Рэндлом пустились в разговоры. Порешив на том, что война протянется еще года три (шел сентябрь восемнадцатого года), и установив прочный и справедливый мир на основе «четырнадцати пунктов»,[20] мы заговорили о Лондоне и о людях, которых оба знали в те бесконечно далекие времена.

— А как наш старый приятель Кокс? — спросил я. — Вот уже несколько лет, как я о нем ничего не знаю. Может быть, он тоже где-нибудь здесь?

— Как бы не так! — сказал Рэндл. — Последний раз, когда я слышал о нем, он был в Лондоне — поднял там страшную шумиху, всем навязывал свой идиотский бред о будущем искусстве.

По его тону я понял, что Рэндл пересмотрел свое мнение о гениальном мистере Коксе.

— Пожелаем ему удачи, — сказал я. — Готов снять шляпу перед каждым, кто в такое время ухитрился остаться в стороне и не дал вовлечь себя в эту кашу. А он, видно, головы не вешает, если воображает, что еще осталось будущее для чего бы то ни было, особенно для искусства.

— Он действует мне на нервы, — сказал Рэндл решительно.

Вспомнив интимные подробности, которые поведал мне о себе Кокс, я в простоте душевной спросил:

— Теперь у него, наверное, уже большая семья?

Рэндл вытаращил на меня глаза.

— Вы что, смеетесь?

вернуться

20

«Четырнадцать пунктов» — демагогическая программа мира, сформулированная Вудро Вильсоном, президентом США в 1913–1921 гг.