— И что же? — спросил я с любопытством.
— Просто возмутительно! Этот тип, Кокс, не имеет ни малейшего отношения к ребенку этой мисс… как ее…
— Никакого отношения? — воскликнул я.
— Абсолютно никакого. У него с этой девицей был пустяковый флирт, и вот, видите, он задумал приобрести репутацию полноценного мужчины и в то же время вытянуть у меня деньги, соврав, что он отец ребенка. Это был очень неблаговидный поступок. А на самом деле девица забеременела от кого-то другого.
— Боже правый, я потерял десять франков! — воскликнул я.
— Простите?..
— Нет, это я так. Но вы меня поразили. Я всегда был уверен, что родители ребенка — мистер и миссис Кокс.
— Относительно этого я ничего не знаю. Знаю только то, что вам сейчас рассказал.
— А вы случайно не помните, как звали ту девицу?
— Нет.
— Не мисс Шумэйкер?
— Шумэйкер… Шумэйкер… Да, как будто именно так. Вы ее знаете?
— Я не был с ней знаком. Слыхал, что она умерла. Все свои деньги она оставила ребенку супругов Кокс.
— Смею вас уверить — это ее ребенок, — сказал он решительно. — Мне очень жаль, что она умерла. Не люблю, когда люди умирают. Не надо им умирать. Кстати, вы читали пьесу Шоу?..
Филантроп так убедил меня, что я чуть сразу же не отослал Рэндлу его десять франков. Но вся история казалась такой нелепой и неправдоподобной! Если все это правда, значит, Мэгги обманула Кокса или же он сговорился с ней обмануть жену с весьма неблаговидной целью. В это я как-то не мог поверить. И однако, в рассказе филантропа было столько подробностей и сам он был так убежден… Да, тайна останется навеки неразрешимой, и дети грядущих поколений будут спрашивать друг друга, не «кто отец сыновей Зеведея»,[35] а «кто родители ничьего ребенка».
Весь свой разговор с филантропом я изложил в письме к Рэндлу и спросил его под конец, думает ли он, положа руку на сердце, что я должен вернуть ему десять франков. Он ответил так:
«Разумеется, высылайте десять франков, я всегда считал, что они мои. Насчет Кокса все ясно. Но я не верю в историю, которую преподнес вам ваш английский филантроп. Я повидался кое с кем из друзей бедняжки Мэгги и в том числе с одной девушкой, которая постоянно видалась с Мэгги, когда та жила в Европе. Все как один божатся, что все это сущий вздор, что Мэгги была необыкновенно робка и добродетельна и что ее отношение к Коксу было платоническим поклонением герою. Она вела чрезвычайно строгую уединенную жизнь «мисс учительницы» и верила, что этот дурак Кокс в самом деле гений. А насчет того, что она будто бы родила ребенка, — они просто на смех меня подняли. Говорят, что уж они-то это непременно бы знали. Так что ребенок, оказывается, ничей — не Кокса, не Мэгги, и если верить тому, что вы мне написали, — не миссис Кокс. Может, его сам черт подкинул, или же это первый случай непорочного зачатия после рождества Христова. А может, вообще никакого ребенка нет и не было. По крайней мере, никто из нас его не видел».
Да, могло быть и так — никто из нас в самом деле ребенка никогда не видел. Уж не мистификация ли это — вдруг все выдумал Шарлемань, это его последнее отчаянное средство саморекламы. Теперь тайна представлялась мне в ином свете. Дело было не в том, чтобы найти родителей для ребенка, — надо было еще убедиться, есть ли ребенок, для которого требуются родители…
Так я рассуждал приблизительно месяц тому назад. Но как-то теплым весенним днем я соблазнился пройтись по Хайд-парку и бродил там, поглядывая на цветы, — одни были только что высажены в почву, другие дали ростки прямо из луковиц на клумбах. Я остановился около прелестной клумбы со снежно-белыми нарциссами, как вдруг что-то заставило меня оглянуться. На широкой асфальтовой дорожке я увидел даму, чрезвычайно напоминавшую миссис Кокс, только еще более увядшую и похожую на унылую девственницу, красота которой поблекла, так и не успев расцвести. Дама вела за руку маленькую девочку.
— Мамочка, ты купишь мне Микки Мауса? — сказала девочка. — Да, мамочка?
— Хорошо, детка.
Ребенок был точной миниатюрной копией Шарлеманя Кокса.