На протяжении недель, даже месяцев я не видел мистера Кокса, ничего о нем не слышал и почти забыл о его существовании. Рэндл уехал в Германию, я не написал ожидаемой от меня хвалебной статьи, и мы с мистером Коксом вращались каждый в своей сфере, не сталкиваясь. Впрочем, под действием ли сил рока или некого закона небесной механики, но время от времени пылающая комета гения нет-нет, да и сверкнет, пересекая орбиту моего пути в космическом пространстве. Один раз, в мертвый для печати сезон, она блеснула на страницах вечерней газетки. Автор анонимной статьи поздравлял мир с появлением гения, который заставит человечество считать двадцатый век поворотным пунктом в истории искусства и общества. Во многих фразах я узнал стиль мистера Кокса, и мне показалось, что целый абзац был полностью взят из его сочинения «Современная музыка и зов Космоса». Не подвергая текст статьи специальному научному анализу, я все же мог заключить, что в данном случае мистер Кокс написал свое собственное евангелие. К статье был приложен портрет маэстро (в профиль), в печати несколько расплывшийся. Я заметил, что мистер Кокс стал носить такой же широкий галстук, как и Брайндли, и еще более, чем когда-либо, походил на испорченную статую Праксителя. Затем комета исчезла в корзинке для мусора.
Следующее ее появление было более неожиданным и сенсационным. Как-то на вечере в студии одного из знакомых художников я разговорился с приятельницей, и она вдруг упомянула имя миссис Доусон.
— Вы говорите о миссис Клиффорд Доусон? — спросил я.
— Да. Вы ее знаете?
— Нет, я видел ее только раз вместе с дочерью. Они когда-то жили в колонии, в Индии — да?
Она рассмеялась.
— С чего вы взяли? Мистер Доусон в свое время был плантатором на Цейлоне. Понес большие убытки и с досады распродал все свои плантации. Очень славный старичок.
— Значит, Доусоны не так богаты?
— Что вы! У них хватает средств, чтобы жить прилично, и только. Кстати, вы знаете, что дочь их помолвлена?
— Нет, серьезно? С кем?
— Как же его зовут… Забыла… Но, говорят, совершенно потрясающий гений.
— Кокс? — подсказал я.
— Ну да, конечно. Разумеется, Кокс. Как глупо, что я вдруг забыла. А почему вы догадались, что это именно он?
— Я познакомился с мисс и миссис Доусон на квартире у мистера Кокса в Уэст-Энде, — объяснил я.
— А, так, значит, он богат? Очень рада за Офелию Доусон.
— Ну, богат — это, пожалуй, слишком сильно сказано, — заметил я. — По правде говоря, если пользоваться терминологией полицейских, Кокс человек без определенных средств к существованию.
— Вы шутите!
— Да нет же, честное слово! Если у мисс Доусон есть несколько сотен собственного годового дохода, мистеру Коксу это покажется целым состоянием.
— Поразительно! Не понимаю, что же заставляет ее выходить за него.
— Вот именно это я и хотел у вас выяснить. У Кокса импозантная внешность, из тех, что бьет в глаза. На мой взгляд, это довольно скверная и приправленная жиром копия с Гермеса Праксителя. И он будет все рыхлеть. Через пять лет это будет обмякший Нерон, а через пятнадцать — стыдливый Вителлий.[19]
— А еще говорят про женщин, что они любят злословить! Вот вы, мужчины, действительно беспощадны друг к другу!
— Уверяю вас, я говорю сущую правду. К тому же он дал мне понять, что обладает исключительными физическими достоинствами, против которых не устоит ни одна женщина.
— Что за вздор!
— Я только повторяю его слова. И при этом, щадя вашу скромность, опускаю подробности.
— И вы действительно хотите сказать, что Офелия собирается выйти замуж за нищего, только потому, что у него смазливая физиономия?
— Отчасти и поэтому, но есть и другие причины. Конечно, все это лишь мои догадки, ведь я видел мать и дочь всего раз, а Кокса — дважды. По-моему, девушка от него без ума. Этот дивный профиль безусловно запечатлелся у нее в сердце. Но дело не только в этом. Ей, наверное, до смерти опостылело скучное, пресное существование, и она рвется к новой жизни. Для нее Кокс — великий гений, который борется с враждебностью и равнодушием, и она верит в конце концов, что он победит их и засияет в блеске славы. Она плохо разбирается в искусстве и еще хуже в человеческой душе. Шарлатана она принимает за гения, авантюриста — за инициатора великих дел. Она не первая выходит замуж за свой идеал, свою мечту. Мне ее жаль. Она пройдет суровую школу разочарований. Но если у нее есть здравый смысл и мужество, как знать, может быть, все это обернется для нее не так уж плохо и действительно станет началом новой лучшей жизни. Если она года, скажем, через два, встретит кого-нибудь получше Кокса и сбежит с ним, то можно будет считать, что брак с Коксом послужил ей на пользу.
19