Но они же опытные приключенцы, и не в таких заварушках бывали, уговаривала она себя, продолжая подниматься ступенька за ступенькой, пока не очутилась в довольно просторной комнате, освещенной из высоких, узких бойниц где-то высоко вверху. Первым, что бросилось Мист в глаза, был постамент посреди зала, на котором была размещена черная четырехгранная пирамида. Мист обошла ее по кругу, изучая, и только потом обратила внимание на все остальное.
Комната выглядела…почти жилой. Стояла кровать с небрежно стянутым на пол одеялом, из раскрытого скособоченного шкафа частично вывалена одежда, в углу — большое круглое зеркало в узорчатой раме с ножками … в сухом и теплом воздухе башни все сохранилось прекрасно, хоть и покрылось толстым слоем пыли, и Мист, словно зачарованная, с интересом склонилась над расправленным на кресле плащом из кожи, протянула палец, тронула кромку. Материал не рассыпался под прикосновением, но Мист ощутила его возраст, его усталость, понимая, что носить эту вещь уже никто и никогда не сможет. А когда-то это, явно был любимый плащ ар-Маэрэ Иллемэйра: Мист могла себе представить, как он пришел откуда-то, и, бросив небрежно в сторону суму — вон она, валяется, любимый плащ заботливо разложил для просушки. А вот и сапоги — один валяется у кровати, второй посреди комнаты. Видимо, хозяин пришел и тут же кинулся на постель, спать. Мист осторожно тронула плащ напоследок и подошла к кровати. За ней высилась батарея пустых, иногда битых винных бутылок: как и говорила “Радуга”, ар-Маэрэ был не воздержан в питие, судя по всему. Почему-то это свидетельство характера и привычек древнего мага одновременно умилило и болезненно кольнуло душу: что же произошло потом? Мист провела ладонью по смятой подушке, подняла с нее длинный темный волос, посмотрела на свет, падающий сюда из высоких узких стрельчатых окон. Волос давно потерял яркость, блеск и мягкость, но было еще заметно, что его настоящий цвет — красный, как свернувшаяся кровь, и когда-то он был волнистым. Девушка вспомнила лубочную картинку из “Радуги”, где ар-Маэрэ изгонял демонов пепла и крыс из погреба: на ней маг был изображен с длинными красными волосами, похожими на языки пламени. Удивительно — он таким и был. Неужели вообще все в этой книге “сказок и легенд”, памятнике фольклора ушедшего народа, было правдой?… Мист накрутила красный волос на палец, сворачивая колечком, и бережно прибрала в карман. В этом было, наверное, что-то ненормальное, но ей казалось неправильным просто выбросить эту частичку прошлого, или положить обратно. Разгладив немного смятую постель, Мист нашла несколько эльфийских заколок, которые, вероятно, выпали из волос мага, и одну сережку, но никакого решения для вопроса о том, что же случилось. Как будто маг спокойно спал, упав на кровать одетым после вечернего возлияния, а потом его разбудили, позвали откуда-то… снизу, может?.. И он, стащив себя с кровати и даже не оправив ее, пошел куда-то…откуда уже не вернулся. Что же могло случиться?…
Поправив пыльную подушку, Мист заглянула под кровать, где было только еще больше бутылок, какие-то коробки и корзинки, и сунула нос в бумаги на столе. Они даже не пожелтели, но в этих торопливых заметках на эльфийском, со множеством зачеркиваний и точек, Мист понимала только рисунки на полях: почерк мага был ужасен и требовал привычки для расшифровки. Тем не менее, девушка деловито собрала все листы, сложила между двумя плотными кусками картона, чтобы забрать с собой и рассмотреть позже. В одном из углов, за зеркалом, нашелся разбитый струнный инструмент, о котором в “Радуге” тоже писали, и одинокий драный сапог. Мист даже хихикнула: маг и вправду был вспыльчив и неаккуратен. Сколько ему было лет, когда он стал мастером-магом, если сравнить с людьми? Семнадцать? Девятнадцать? Вряд ли больше. Вряд ли он был старше.
Само зеркало было темным, и отражало все вокруг словно покрытым сумраком или слоем затхлой пыли: Мист совсем не понравился этот эффект, поэтому она отошла от зеркала, проходя мимо одной из четырех дверей, ведущих, видимо, в те комнаты, о которых говорила Ийилива. Кроме настоящих дверей в зале был один муляж: в стене была вырезан барельеф, изображающий дверной косяк, с углублением в виде пятерни посередине “дверного полотна”. Все двери были закрыты, но Мист не решилась пока проверять, заперты ли они для нее, ожидая возвращения сильфиды. Вместо этого она попереставляла на столике рядом с зеркалом какие-то баночки, все еще смутно пахнущие цветами и заглянула в распяленный шкаф.
— Зачем же вы, досточтимый маг, так напихали туда вещей, что бедный шкаф стошнило? — тихонько пошутила она, перебирая вещи, отмеченные той же печатью усталости от времени, что и плащ на кресле. Настоящие эльфийские вещи! Из тех артефактов, которые эльфы оставили, уходя в неизвестность, большую часть серые уничтожили, и Мист подозревала, что еще буквально сотня лет — и все, ни о каких эльфах никто и не вспомнит, ведь и сейчас уже они казались смутной сказкой. Но сегодня сказка снова обрела плоть, как когда-то давно, когда она стояла в руинах очень похожей черной башни в подземелье и держала в руках свою первую находку родом из давних времен. Но сейчас вокруг были не руины, не обломки — живое дыхание почти что ощущалось здесь, касалось ее, словно ар-Маэрэ только вышел, и скоро вернется.