— А сейчас? Ты утверждаешь, что он тогда назначил тебя, что такова была его последняя воля…
— Я докажу это.
Лицо Щенсного искривилось, что могло сойти за улыбку.
— Какое значение имеют твои доказательства? Лучше скажи, что ты можешь предложить?
Вацлав Ян молчал.
— Какую программу?
— В мае ты не спрашивал о программе.
— Извини. Тогда было совсем другое дело.
— Итак?
Было видно, что Щенсный с нетерпением ждет ответа.
— Себя, — сказал Вацлав Ян. — Я бы предложил себя.
Щенсный долго пережевывал этот ответ.
— Понимаю, — сказал он наконец. — Только ты один можешь это сделать. Конечно, теоретически.
— Да, — подтвердил Вацлав Ян.
— Чисто теоретически, — повторил Щенсный.
— Если бы я когда-нибудь что-то решил, — Вацлав Ян говорил в пространство, обращаясь к портрету маршала, висящему немного в тени, к его неподвижному лицу и слегка прищуренным глазам, — так вот, если бы такое случилось, то я не сделал бы этого, не услышав твоего мнения и совета, а также…
— На меня не рассчитывай, — прервал его Щенсный. — На меня не… — Снова усталость и равнодушие появились на его лице. — Я не изменил свою точку зрения. Поэтому считаю любой маневр нежелательным: нет пространства, нет свободы передвижений.
— Я не говорю о маневре.
— Ладно, — неожиданно резко сказал министр. — Оставим это.
Вацлав Ян подумал, что Щенсный все же не хочет терять с ним контакта. Но ключа к нему не нашел.
— Понимаю, — продолжал дальше Щенсный, — роспуск сейма склонил тебя к такого рода теоретическим рассуждениям…
— Нет, — прервал его Вацлав Ян, и могло показаться, что он забыл о Щенсном, потерял охоту к этому разговору, хотя по-настоящему он еще и не начался. Полковник прикрыл глаза и замер.
Министр подождал какое-то время, а потом спросил:
— Так, значит, не роспуск сейма?
— Комендант, — пробормотал Вацлав Ян, не меняя позы, — Комендант предвидел, что пакт просуществует четыре года, но он, естественно, не мог предугадать, в какой ситуации мы окажемся через четыре года.
— Согласен с тобой, — чересчур поспешно подхватил Щенсный. — Он не мог предугадать…
Вацлав Ян посмотрел на него. Впечатление было такое, что полковник только что проснулся.
— Комендант считал, что это будет он или кто-то другой, кто сможет принять решение.
— Какое решение?
Полковник не дал прямого ответа на вопрос Щенсного.
— Гитлер уже требует, — сказал Вацлав. — Прошло как раз четыре года.
— Не Гитлер. Риббентроп. Откуда ты знаешь?
Теперь Вацлав мог себе позволить пожать плечами.
— Только четыре человека в стране посвящены в это дело, да? Ратиган тоже знает…
Щенсный обмяк, фамилия «Ратиган» была ключом к очень сложным замкам.
— Ты с ним говорил?
— Нет. — Лицо Яна осталось неподвижным. — Он пытался поговорить со мной. — Легким движением руки полковник пододвинул Щенсному рюмку. — Ты на них не рассчитывай.
— Я на них и не рассчитываю. И не поддаюсь панике. Гитлер блефует.
— Блефует, — повторил Вацлав Ян, словно взвешивая это слово и медленно его разгрызая.
— Двойной блеф, — продолжал Щенсный, — как бы одновременная игра в покер за двумя столиками. За одним — с высокой ставкой, которую, как следует полагать, никто не проверит, и со сравнительно небольшой суммой — за другим. Если мы готовы пойти на уступки, Гитлер кое-что мог бы получить, но его это мало интересует, поэтому он сам в игре с нами не участвует: не результат для него важен — Гитлер проверяет, как мы будем реагировать. От этого зависит его игра за большим столом.
— Это ничего не значит. Слова.
— Если мы будем, нервничая, искать дополнительные гарантии, ну хотя бы контактов с СССР, и покажем, что мы не уверены в себе, то, садясь за большую игру, он должен будет изменить курс по отношению к Польше. Тогда все может случиться…
— Что ты называешь большой игрой?
Неужели Щенсный не заметил, каким тоном был задан этот вопрос?
— Колонии и Балканы, и еще…
— Что это ты вдруг остановился?
— Франция, Вацлав. Ты же знаешь… Зюк говорил: «Польша вступит в войну последней». Разве ты забыл?
— Нет. Значит, Гитлер должен поверить в то, что мы в любой ситуации будем сидеть тихо? Так нужно это понимать?
— Тебе обязательно надо все упростить; впрочем, это только один из элементов. Необходимо сделать правильные выводы из трагедии Праги.
— А именно?
— Все произошло из-за непрочности чехословацкого государственного организма. И конечно, сыграла роль англо-французская купеческая готовность платить высокую цену за мир. Поэтому и не хватило искры к европейскому пожару. И все же… мы были на волосок от войны.