На что мы можем рассчитывать? На что мы можем рассчитывать, уважаемый пан полковник? Европа — речь, конечно, идет о демократических странах — не готова к войне ни материально, ни духовно… Впрочем, к чему он это говорит, полковник лучше его знает… Он, Ратиган, будучи не так давно в Париже по приглашению господина Ланжерона, имел возможность выслушать мнение Жоржа Бонне. Как оценивает политику своей страны знаменитый француз? Нужно восстановить франко-германскую дружбу, сказал он, это самый верный путь для того, чтобы поставить преграду русской экспансии на Запад. Господин Бонне считает, что Гитлер, если удовлетворить его требования, будет стараться регулировать спорные проблемы исключительно дипломатическими каналами, ибо его будет сдерживать предполагаемое сближение Франции и России…
— Прекрасно, — пробормотал полковник, наконец-то прервав молчание. — Два обличья великой союзницы! Или Бонне наивен, или же считает русских наивными.
— Бонне, пан полковник, имеет возможность выбирать из нескольких вариантов, и ни один из них не предполагает гибели французов. Разумеется, он будет делать красивые жесты, они ведь ничего не стоят, но для нас эти жесты не имеют значения. Хотя психологически это оправданно: средний француз уверен, что Польша их предала. Вы читаете французскую прессу? Редко? Жаль. Вот, хотя бы недавно «Пти паризьен» писала о Польше, неоднократно поделенной, а теперь вместе с немцами принявшей участие в разделе Чехословакии… Наша позиция по вопросу о Закарпатской Украине…
— К чему вы все это говорите, пан Ратиган?
Ратиган выпил. Потом взял чашечку кофе. Еще раз сказал о том, что его беспокоит. Особенно, объяснил, одиночество, пустота… Но мы еще не обречены, наоборот… Есть одна возможность, только ее не надо упускать…
Вацлав Ян чувствовал, как болтовня Ратигана окутывает его, словно повязка, пропитанная успокаивающим лекарством, он принимал его слова, и если бы не старая привычка контролировать каждый свой жест, то, вероятно, даже поддакивал бы ему. Вацлава Яна раздражала собственная податливость, его самого удивляющая готовность выслушивать аргументы, которые без всякого сомнения (верил ли в это полковник на самом деле?) он еще недавно не колеблясь должен был отвергнуть. Рука Ратигана блуждала по столу, как бы атакуя рюмку или чашку, но атака была необыкновенно осторожной, пальцы исследовали местность, ощупывали фарфоровую тарелку, проверяли гладкость, хрупкость, вес, касались ручки чашки, передвигались по ней, чтобы тот момент, когда он поднимет и поднесет к губам этот сосуд, прошел легко и безошибочно…
Чтобы полковник не воспринял превратно его слова, он хочет сказать, что его больше всего интересует оживление экономики страны, а оживление связано… Речь идет о притоке иностранного капитала. Он мог бы сказать об очень серьезных предложениях, касающихся кредитов, со стороны некоторых французских и английских кругов, но предложения эти пока что имеют потенциальный характер…
— Я хотел бы, чтобы вы сформулировали свою мысль яснее, — сказал полковник.
Улыбка. Лицо неподвижное, но улыбка прячется где-то в складках кожи, в углах губ.
— Вы прекрасно понимаете, что речь идет о доверии к правящим кругам. Я должен сказать прямо: существует опасение, что нынешнее правительство не в состоянии вести достаточно разумную и эластичную политику… или хотя бы… — он запнулся, — отдавая себе отчет в необходимости такой эластичности, политики мудрой, избегающей всякого рода авантюр. Я совершенно в этом уверен, пан полковник… Да… Я самого лучшего мнения о министре Беке, и его можно понять, но на министра оказывают давление, и к тому же давление двойное. К сожалению, он фигура неавторитетная, у него нет ни психических, ни материальных сил, чтобы противостоять этому давлению, и особенно в тот момент, когда воет возбужденная толпа, а сознание того, что тот, кого великий маршал назначил…
— Достаточно, пан Ратиган.
— Я хотел бы, чтобы вы знали, мы придаем этому фактору — воле вождя — огромное значение…
Полковник кивает головой. А может быть, это ободряющий жест? Еще рюмку?
— Да, большое спасибо, вы очень добры.
А теперь смелее, смелее, но все же до полной ясности далеко; да и раскроют ли они карты? А вдруг вместо карт у них в руках просто белые картонки? Так тоже бывает: оба партнера поднимают ставки и глядят на прямоугольники, на которых ничего нет, даже чернильной пометки…