– Со способами убийств у нас засада, да?
– Почему же, – вдруг оживился патологоанатом. – Вовсе нет.
– Хм, – недоверчиво отозвалась Катя.
Вместо уточнений медик поманил Катю пальцем и подошел к третьей жертве в центре комнаты. Кате пришлось подчиниться и встать рядом. Медик склонился над убитой, аккуратно опустил закрывавшую ее горло складку шерстяного платья и осторожно ткнул пальцем в темную полосу вдоль темно-серых мумифицировавшихся тканей шеи.
– Видишь? Это же странгуляционная борозда. Ткани мумифицировались и оставили для нас этот след. Борозда глубокая. Чем душили, не знаю, рядом нет ничего подходящего. Убийца мог с собой захватить удавку. Как трофей. Учитывая, во что девушка одета…
Катя кивнула, поняв его мысль:
– …Это могли быть колготки.
Ее голос дрогнул. Собравшись с духом и пытаясь справиться со смесью отвращения и брезгливости, она опустилась перед убитой на корточки. Катю интересовали глаза. Пустые глазницы убитой, смотрящие в никуда.
– У трупа номер один удавка так и осталась на шее, как видишь, – продолжал медик. – Труп номер два нужно будет проверить. От кожи мало что осталось, но при наличии аппаратуры…
Катя уже не слушала его. Чувствуя себя святотатцем, она заглянула в иссохшую глазницу третьей жертвы, пытаясь найти на внутренней поверхности впадины характерные царапины.
Патологоанатом замолчал. Он удивленно наблюдал за Катей, таращась на нее исподлобья – поверх очков.
– Как ты догадалась?
– Что?
– Им выкололи глаза, – сказал медик. – На внутренних стенках глазниц характерные повреждения, я обнаружил их у второй и третьей жертвы. В лабораторных условиях найду и у первой, скорее всего. Всем им выкололи глаза. Ты же это проверяешь? Как ты узнала?
Катя молилась, чтобы очередной приступ не случился с ней прямо здесь и сейчас. Она собрала волю в кулак и стиснула зубы, прогоняя зародившуюся в основании позвоночника и мерзким ручейком ползущую вверх по спине змею страха.
Им выкололи глаза. Господи.
– Потому что… – начала Катя, но ее подвел голос. Дрогнул. Кашлянув, она закончила: – …Потому что все это я уже видела.
Она мечтала убраться отсюда подальше. Из этой землянки с тремя трупами, которых убили тем самым способом. Из Ямы, в которой Катя не была 18 лет и очень надеялась, что больше никогда здесь не окажется. Она хотела забиться куда-нибудь и закрыть глаза. А потом проснуться и узнать, что все это было сном. Пусть кошмарным, но – всего лишь сном.
Снаружи накрапывал дождик. Прижимая папку к груди, Катя осторожно шагала по узкой и скользкой дорожке сквозь горы мусора. К проему в воротах, где когда-то была калитка. Оказавшись снаружи, за линией оцепления, Катя вдохнула полной грудью.
В стороне Халилов курил с кем-то из местных. Он с сочувствием покосился на Катю и, поколебавшись, подошел к ней.
– Мы поговорили с местными. С теми, кто вообще согласен говорить. Таких немного. Никто ничего вспомнить не может. Говорят, не бывает здесь никто. Землянка-то заброшенная.
Холодный мокрый ветер прилепил, как кляксу, прядь волос к лицу Кати. Убирая волосы, Катя посмотрела вдоль улицы. На горизонте виднелись трубы расположенных за пределами Ямы заводов Промышленного района города.
– Когда мы в детстве ходили здесь, по этой улице, в школу… А ведь нужно было пройти черт знает сколько. До конца Ямы, до самого переезда, а уж там по прямой двадцать минут до школы…
Халилов оторопело смотрел на Катю.
– Что? Вы… вы здесь жили?
– Родилась и выросла, – кивнула Катя. – Что, удивлен?
Халилов смутился.
– Ну, вы такая, не знаю… хрупкая. А Яма самый поганый район в городе. А может, и вообще в стране. Вы уж извините, но я, честно говоря, не могу представить.
Здесь была такая же грязь, – невесело улыбнулась Катя. – Всегда. А знаешь, тогда, в детстве, мы с сестрой пробирались в школу по этой самой улочке. В сапогах до колена, но все равно обходили самые большие лужи. Потому что никогда не знаешь, какой она будет глубины. И мы шлепали по этой грязи. И смеялись. В детстве казалось, что все нормально.
– Сейчас уже не кажется?
Халилову ответил кто-то за спиной Кати:
– Тогда мы не подозревали, что есть другой мир. Иначе здесь очень сложно.
Катя обернулась. И это было уже третьим за день потрясением. Сначала – Яма. Потом – девушки, умерщвленные Тем Самым способом. А теперь вот – он.
– Поляков, – изумленно сказала Катя, не веря своим глазам.
Поляков загадочно улыбнулся, приветствуя ее кивком…
…И словно прошедших лет не было вовсе.