Разумеется, он быстро поборол меня, положив мою руку — в этом можно было и не сомневаться. Хотя, возможно, я смог бы продержаться дольше, если бы не подозрительные ощущения в спине, из-за которых я и сдался. Мишка налил нам ещё; он выпил, а я схитрил, слив водку в чайник с заваркой. Видимо, арм-реслинга Мишке показалось мало, и он, встав из-за стола и подойдя ко мне, ударил меня по плечу.
— Мужик ты или девчонка?..
И, не успел я что-либо ответить, как он сделал захват — профессионально, как спецназовец. Не успев и пикнуть, я оказался повален на пол и обездвижен.
— А если тебя вот так? — дыхнул Мишка мне в ухо. — Ну что, сделали тебя? Как младенца!..
Несмотря на то, что Мишка был пьян, силы у него от этого нисколько не убавилось. Его колено оказалось у меня под поясницей, а в следующий миг я уже кричал, ослепнув от боли.
— Миша, что ты делаешь!
Это была мама. Мишка отпустил меня, и весь его задор как рукой сняло.
— У него же спина! — Мама склонилась надо мной.
Сквозь боль я услышал и голос отца:
— Миша, ты соображаешь, что делаешь? Нашёл, на ком приёмы отрабатывать.
Мишка пробормотал смущённо и растерянно:
— Да я не подумал… Забыл про его спину-то.
Мишка допил бутылку сам. Ещё до прихода ко мне он успел изрядно выпить, а после этой бутылки его совсем развезло. Мама хотела выставить его, но я не позволил ей. Уже стемнело, и, к тому же, разразилась настоящая осенняя непогода — лил холодный дождь, поэтому выгонять хмельного Мишку было бы жестоко. Мы положили его на раскладушке в моей комнате.
Посреди ночи меня разбудило чьё-то горячее, проспиртованное дыхание, которое обдавало моё лицо. Спросонок я замер и похолодел, но через секунду понял, что это был Мишка. Он громко сопел надо мной, вглядываясь в темноте в моё лицо.
— Серёга, — позвал он шёпотом. — Серый!..
— Что тебе? — отозвался я также шёпотом. — Чего ты не спишь?
— Ты меня прости, — покаянно зашептал Мишка, обдавая меня своей хмельной аурой. — Прости, родной… У тебя же спина… А я тебя на полном серьёзе помял. Сильно болит?
— Уже прошло, — ответил я. — Спи.
Он помолчал, посопел, а потом зашептал:
— Серый, слышь… Я кое-каких деньжат привёз. Мамке и бате я уже маленько дал, себе на водку оставлю, а всё остальное тебе могу отдать.
— Зачем мне твои деньги?
— Ну, как — зачем?.. Может, тебе спину-то полечить надо? Сейчас это бабок стоит… Немалых. Сколько ты ещё будешь так маяться?
— Миш, спасибо… Не надо.
— Почему это не надо?..
Я помолчал, слушая его сопение, потом сказал:
— Слишком дорого они тебе достались.
Теперь молчал он, переваривая мои слова. Наконец он сказал:
— Верно. Страшные это деньги, Серый. За них кровью заплачено. А ты помнишь нашу Страшную Клятву? "Мы с тобой одной крови"… Помнишь?
— Конечно, я помню, Мишка.
— Так вот, вся моя кровь — твоя, до капли. И всегда будет твоей. Насчёт денег ты подумай, Серый… Лучше возьми, а то пропью. Что ж теперь — любоваться на них, что ли?
— Миш…
— Подумай, подумай. Только не тяни с этим.
— Но они тебе и самому пригодятся.
Он усмехнулся.
— На что? Я их по-дурацки потрачу. Говорю тебе, прогуляю всё. А хочется во что-нибудь стоящее их вложить.
— Маме своей отдай, она найдёт им применение.
— А я тебе хочу отдать. Это мои деньги, я их своей кровью заработал, мне ими и распоряжаться!.. Я хочу, чтобы ты вылечил свою проклятую спину раз и навсегда.
— Врач мне сказал, что, в принципе, можно жить и так, только придётся терпеть известные неудобства. Но ничего, я уже привык. А если ложиться на операцию, а потом после неё ещё долго восстанавливаться… Нет, у меня нет столько времени, школа останется без английского.
— Серый, ты о себе подумай, о своём здоровье… Это же не жизнь. Так нельзя.
Я вздохнул.
— Мишаня, иди-ка ты, да спи. Ты — вольная птица, а мне вставать рано.
— Каторжная у тебя работа, — вздохнул он, опять коснувшись моего лица своим дыханием, сильно отдававшим водкой и копчёной колбасой. — Загибаешься ты на ней…
— Уж какая есть, — усмехнулся я. — Ну всё, Михаил, иди… Спи. — Я бессознательно копировал манеру Мишкиного отца изъявлять строгость, называя моего друга Михаилом.
— Нет, ты обожди. — Мишка забрался ко мне на кровать, улёгся рядом. — Что же это получается? Ты, что ли, себя в жертву приносишь? На кой чёрт людям такие жертвы?.. Да и как ты сможешь работать, если будешь таким развалиной? Ты же так скоро не сможешь и ногу поднять. Выкроишь время, подлечишься… И работай, сколько влезет. Правильно я говорю? Правильно. Это, конечно, здорово, что ты так ответственно и самоотверженно относишься к работе, тебе за это при жизни памятник надо поставить…