— Извини, забыл, — усмехнулся Мишка. — Ты же у нас теперь образец для подражания. Дети должны брать с тебя пример. — Он глотнул ещё, крякнул. — Ну вот, мне почти хорошо. Я дома, у нашего озера, костерок греет снаружи, а водочка — изнутри… И ты рядом. Вот жалко только, что ты зомби.
Я чуть не фыркнул. Это прозвучало смешно, но в сущности своей было жутко.
— Но я не буду обращать внимания, — сказал Мишка. — Представлю себе, что ты прежний. — Он закрыл глаза. — Как хорошо…
Откинув голову назад, он закрыл глаза.
— Мне на лице две операции делали, — сказал он. — Сказали, что лучше уже не получится. Я правда страшный?
Я не знал, что сказать. Губы Мишки скривились в усмешке.
— Да не то чтобы очень, — пробормотал я. — Ты просто другой какой-то.
— Думаешь, с такой рожей мне не найти бабёнку? — усмехнулся Мишка.
Он задавал эти провокационные вопросы, как будто желая смутить меня. Не дожидаясь ответа на последний, он сказал:
— Теперь на это дело со мной они соглашаются только за деньги. Суки… — Помолчав, он вдруг спросил: — Не знаешь, как там Лерка?
— Вроде бы замуж вышла, — ответил я.
Казалось, эта новость ничуть не удивила его. Он кивнул и сказал только четыре слова по этому поводу:
— Значит, выскочила… Сука она.
Вот и всё, что он сказал об этом. Сказал жёстко, цинично и холодно, сплюнув эти слова на песок. Нет, прежний Мишка, которого я всегда знал, не сказал бы так: прежний Мишка никогда не произносил бранного слова в адрес женщины.
Темнело и холодало. Хотя я немного согрелся у костра, но голод сосал под ложечкой всё ощутимее. Мишка допил свою бутылочку, и его окончательно развезло. Он уже ничего не говорил, и его взгляд постепенно терял всякое разумное выражение, становясь стеклянным и пустым.
— Мишка, — сказал я. — Как ты пойдёшь домой? Не потащу же я тебя на себе.
Он только сопел и покачивался.
— Уйди отсюда, зомби, — пробормотал он.
Потом он и вовсе упал на песок. Я потормошил его минут пять, с досадой понимая, что пытаться поднять его сейчас на ноги — дело безнадёжное. С другой стороны, оставить его здесь я тоже не мог: ночь обещала быть весьма прохладной. Долго я не думал: первое, что мне пришло в голову, было решение сходить к Мишке домой и попросить его родителей забрать их загулявшее чадо. Надеясь, что за время, которое потребуется мне для этого, Мишка никуда не денется, я так и сделал — не поленился, хотя от усталости и голода меня еле несли ноги.
Открыла мне Мишкина мать.
— Добрый вечер, тёть Валь, — поздоровался я.
— Здравствуй, Серёжа… А Миши нет дома.
— Я знаю, — сказал я. — Я, собственно, потому и пришёл. Тут такое дело, тёть Валь… Как бы это сказать… Вы только не расстраивайтесь.
Такая фраза, предназначенная для успокоения и подготовки человека к неприятному известию, работает, как правило, с прямо противоположным эффектом, и я пожалел, что сказал её: Мишкина мама сразу вся напряглась, как струнка, её остренькое лицо стало ещё острее, а глаза распахнулись и стали размером с чайные блюдца.
— Что случилось? — спросила она севшим голосом. — Что-то с Мишей?
— Тёть Валь, вы бы позвали дядю Пашу, — сказал я. — Мне одному Мишку не поднять, поэтому я и пошёл к вам…
— Господи.
Она так и села — на маленькую табуреточку в прихожей, прижав руку к сердцу. Я бросился к ней:
— Нет, нет, тёть Валь, с Мишкой всё нормально… То есть, почти нормально, если не считать того, что он напился и валяется сейчас у озера.
— Господи… Он же раньше никогда так не пил!
Вышел Мишкин отец. Он не ахал и не охал, выслушал меня молча и, не теряя времени, отправился со мной на озеро. По дороге он не задавал лишних вопросов, за что я был ему благодарен.
Но на том месте, где я оставил Мишку, мы нашли только Мишкину одежду, а самого его нигде не было видно. Я растерялся, а Мишкин отец всматривался в тёмную озёрную гладь. Сперва я не понял, почему: мысль о том, что Мишка решил искупаться в холодной осенней воде, показалась мне абсурдной, и в первый момент я не понял, почему Мишкин отец, повернувшись лицом к воде, закричал куда-то в темноту:
— Михаил! Вылезай, пошли домой!
Из темноты, со стороны озера, донёсся дурашливый возглас и плеск воды.
— Михаил! — звал Мишкин отец. — Мишка! Как это понимать? А ну, вылезай! Дома мать волнуется!
Из темноты послышалось:
— Водичка — прелесть! Све-еженькая!
— Я т-те дам "свеженькую"! — прикрикнул Мишкин отец сердито. — Вылезай, или…
— Или что-о? — отозвался Мишкин пьяно-проказливый голос.