Он замотал головой.
— Нет, ты не зомби. Ты — не один из них, Серый! Но будь осторожен, потому что они и тебя могут превратить в такого же, как они. Будь постоянно начеку, я прошу тебя!..
До часа ночи я провозился с ним, как с больным ребёнком. Я так и не смог втолковать ему, что его родители — никакие не зомби, поэтому я просто сидел с ним рядом и успокаивал его своим присутствием. Будучи не в силах переубедить его, я попытался подстроиться под него, оперируя теми же образами, в которых сейчас жило его воспалённое сознание.
— Мы на острове, Мишка, — сказал я. — Здесь мы в безопасности, сюда никакие зомби не доберутся.
Он неожиданно ухватился за эту идею.
— Да, это единственное безопасное место… — Вдруг его глаза засверкали, и он крепко, до боли сжал моё запястье. — Серый, я знаю, кто сделал всех зомби! Это он!
— Кто?
Мишка приблизил своё изувеченное лицо к моему и жарко зашептал мне в губы:
— Тот, кого все называют Аркадием Павловичем.
— Господи, Мишка, что ты говоришь! — вырвалось у меня.
Он схватил меня за плечи и, бешено сверкая глазами, заговорил:
— Серый, держись от него подальше! Не ходи к нему в дом, не ешь его пирожных, он заманит тебя в ловушку! Если уже не заманил. Ты уже у него на крючке! Он помогает школе, ты в этой школе работаешь… Тебя он ещё не успел превратить в зомби, поэтому он сейчас будет на тебя охотиться! Серый, ты просто представить не можешь, в какой ты опасности!
Я вздохнул.
— Но ты не бойся, я тебя ему не отдам. — Мишка обхватил рукой мою шею. — Мы ещё повоюем…
— Миш, война кончилась, — сказал я.
— Она всегда идёт, — возразил он убеждённо. — Это только затишье. Но война всегда идёт.
Он заснул только в начале второго ночи. После этого и я смог наконец отдохнуть на диванчике. Мишка стонал и ворочался во сне, бормотал какие-то бессмысленные обрывки слов, но я был так утомлён, что ничто не помешало мне заснуть.
Поднялся я в шесть: мне нужно было успеть забежать домой за книгами. Оказалось, Мишка уже встал: я встретился с ним на кухне. Он угрюмо пил крепкий чай, налитый ему отцом. Похоже, приступ безумия прошёл вместе с хмелем, потому что в Мишкиных глазах уже не было того жутковатого дикого блеска, он уже не шарахался от родителей и выглядел виноватым и устыжённым.
— Серый, извини, — сказал он мне. — Похоже, я вчера опять доставил тебе хлопот.
— Ладно уж, — усмехнулся я. — Но больше так не делай.
Следующие три дня мы с ним не виделись. О деньгах, которые мне предлагал Мишка, я как-то забыл и не вспоминал, пока они сами о себе не напомнили. Придя однажды вечером домой, усталый и голодный, я хотел сразу шмыгнуть на кухню, чтобы проверить, что мама приготовила на ужин, но прежде чем я успел это сделать, меня поразила необычная тишина: она почти ударила меня по ушам своей вакуумной пустотой. По вечерам отец обычно слушал радио или смотрел что-нибудь по телевизору, а сейчас ни радио, ни телевизора не было слышно. Озадаченный и даже слегка встревоженный, я переобулся и повесил куртку на крючок.
Сначала мне показалось, что на кухне за столом сидели не мама и отец, а их восковые копии. Однако, их глаза всё же обратились на меня, когда я вошёл.
— Что случилось? — спросил я.
— Приходил Миша, — сказала мама.
На столе лежала солидная пачка тысячных купюр.
— Он сказал, это тебе на лечение, — сказал отец.
— И вы взяли? — возмутился я.
Они смотрели на меня виноватыми глазами.
— Он не принял их обратно, — сказала мама. — Просто положил на стол, повернулся и ушёл.
— Сколько здесь? — спросил я.
— Мы ещё не считали. Даже не притрагивались.
Через двадцать минут я стучал в Мишкину дверь. Открыла его мама.
— Ой, Серёжа, а Миша опять куда-то пропал.
Я сунул ей пачку денег, предварительно завёрнутую мной в бумагу, и сказал:
— Когда вернётся, отдайте ему это.
Но на этом всё не кончилось. Уже на следующий вечер я застал у себя на кухне почти ту же самую картину: мама, отец и деньги. Пачка была даже в той самой бумаге, в которую я её вчера завернул.
— Миша опять принёс, — сказала мама. — Сказал, чтобы ты не обижал его.
Я поступил точно так же, как и прошлым вечером. А на следующий день, идя домой на обед, я столкнулся на улице у магазина с Мишкой. Он был в компании каких-то засаленных пропойц — невзрачных, чумазых, всклокоченных мужиков, по виду — отъявленных бражников и гуляк. Их было человек пять-шесть, и каждому из них Мишка купил бутылку. А они и радовались: привыкшие к дешёвому одеколону и другим спиртосодержащим жидкостям, не предназначенным для употребления внутрь, они в предвкушении любовались бутылками дорогой водки, которой их угощал Мишка. Они топтались вокруг своего благодетеля и, наверно, были готовы сделать для него всё, что бы он ни приказал.