— А вот и Миша идёт…
Я немного напрягся. Ретироваться было поздно: послышались тяжёлая, не очень уверенная поступь, и на кухню вошёл Мишка. Мои опасения подтвердились: войдя на кухню в запорошенной снегом куртке, он принёс с собой запах морозного вечера и алкоголя.
— Мишенька, а к тебе гости пришли, — сказала Мишкина мама.
Мишка, остановившись у стола, слегка покачнулся и расплылся в широкой улыбке, глядя на нас с Антоном.
— С-сам в-вижу, — с усилием выговорил он, разматывая шарф.
— Здрасьте, — сказал Антон неуверенно, вставая и подходя к Мишке.
— Т-ты смотри-ка, кто пришёл! — воскликнул Мишка. — Иди сюда, братишка!..
Не успел я рта раскрыть, как он подхватил Антона, прижал к своей заснеженной куртке и покружил в объятиях. На ногах он держался неплохо, Антона не уронил и сам не упал.
— В-вот не ожидал, — проговорил он, ставя Антона на пол и опускаясь на табуретку. — Это с каких таких радостей к нам такие гости п-пожаловали?
Антон вытащил из кармана открытку и часы.
— Я… это… вот. Это вам. — Он протянул Мишке сначала открытку.
— Чего т-там у тебя? Ну-ка…
Мишка привлёк Антона к себе, посадил на своё колено. Одной рукой обнимая его, другой он поднёс открытку к глазам, свёл брови, вчитываясь.
— Эт-то чей такой п-почерк, Антоха? Ничего не пойму… Это ты писал? Понимаю только, что тут что-то про дв… двадцать т-тетье фф… — Мишка осёкся и умолк, и угол его рта задёргался.
— Вот… Это тоже вам. — Антон вручил Мишке командирские часы.
Мишка растрогался до слёз — тем более, что из-за выпитого они у него были близко. Он притиснул Антона к себе и секунд десять не мог ничего сказать. Потом он попробовал что-то выговорить, но у него получилось только мычание, и он махнул рукой. Потом, протянув на ладони часы и открытку матери, он всё-таки выдавил:
— М-ма… В-вот это… н-ни з-за к-какие деньги не купишь… Д-дороже этого н-ничего… нет!
Мишкина мама посмотрела на часы и сказала:
— Хорошие часики. Дорогущие, наверно!
Мишка махнул на неё рукой, потом встряхнул головой, вытер слёзы и, сняв свои часы, стал надевать подаренные. У него не получалось застегнуть браслет, и Антон помог ему. Полюбовавшись часами на своей руке, Мишка снова вернулся к открытке.
— Антоха!.. К-кто же так пишет? А ну-ка, сам прочитай мне свои к-каракули…
Антон прочёл ему вслух своё поздравление. Когда он дочитал, Мишка чмокнул его в щёку:
— С-спасибо, мой родной.
Я осторожно заметил:
— Миш… Нас тут уже накормили… Может, мы пойдём?
Он посмотрел на меня, потом ласково потягал Антона за ухо.
— Ты что же, Сергей В-владимирович… хочешь у меня отобрать моего г-гостя? Нет… Я его не отпущу так быстро. Мам, ты его кормила?
— Кормила, и если он захочет, ещё раз угощу, — со смехом отозвалась Мишкина мама.
— А ты… С-сергей В-владимирович, — Мишка усмехнулся, называя меня по имени-отчеству, — если не хочешь, м-можешь идти. Я т-тебя не задерживаю.
— Нет уж, — сказал я. — Я тоже останусь.
Несмотря на то, что мы только что поели, Антон с удовольствием отведал всех угощений по второму разу — вместе с Мишкой. Я поражался, как в мальчишку помещалось столько еды: сам я был уже не в силах проглотить ни кусочка отменной стряпни Мишкиной мамы. Я выпил только чашку чая, чем вызвал глубокое порицание со стороны Мишки. Он был так рад приходу Антона, что долго не отпускал его — до половины одиннадцатого. Он бы оставил его и ночевать, но мы с Мишкиной мамой убедили его, что Антону всё-таки пора домой. Мишка хотя и с трудом, но согласился с этим — при условии, что сам проводит Антона. Когда мы с Антоном одевались в прихожей, было слышно, как Мишкина мама убеждала его никуда не ходить.
— Миша, ну, куда ты пойдёшь сейчас в таком состоянии?..
— В к-каком таком с-состоянии? — артачился Мишка. — Я в н-нормальном состоянии!..
— Мишенька, ну, согласись… Тебе сейчас лучше прилечь, поспать и встать нормальным человеком…
— А сейчас я, з-значит, по-твоему, н-ненормальный?
— Нет, Миша, я не то имею в виду… Ты понимаешь. Я же беспокоиться буду!
— М-мамуля, не надо ни о чём б-беспокоиться! Всё б-будет нормально…
Мишкина мама понизила голос, но я всё-таки расслышал, как она сказала:
— Миша, ты же пьяный. Серёжа сам проводит мальчика, а тебе вовсе не обязательно.
— Е… ещё к-как обязательно!
Словом, Мишка так и не согласился с тем, что ему лучше было остаться дома, и пошёл нас провожать. Вечер был морозный, небо мерцало россыпями звёзд, а снег под нашими ногами звучно скрипел в тишине улиц и сахарно искрился в свете фонарей. Мишка печатал свой шаг тяжеловато, напрямик тараня сугробы, я шёл, озабоченно думая о том, что потом придётся его вести домой, а Антон шагал между мной и Мишкой, держа нас обоих под руку. Казалось, его ничто не беспокоило, и он был всем абсолютно доволен. Он даже иногда припрыгивал, как озорной козлёнок.