— Быть может, ты посмотришь, чем там дети занимаются? — вмешалась в разговор фрау Хут.
Майор взглянул на часы. Не успел он дойти до лестницы, как раздался звонок у двери.
Рената испугалась. Все прислушивались, но никак не могли разобраться, о чем именно майор говорил с пришедшим. Затем раздались шаги, щелкнул замок.
Манфред встал.
Майор вошел в комнату. Чувствовалось, что именно этого он ждал весь вечер. Теперь на его лице настороженность и нетерпение сменились спокойствием.
— Тревога! — коротко сказал он.
Сердце у Ренаты учащенно забилось. Она схватила Манфреда за руку.
— Мне жаль, фрау Грапентии, — извиняющимся тоном начал майор. Так он еще не говорил. — К сожалению, я должен забрать вашего мужа.
— Я понимаю… я должна… а ваша жена…
— Поторопитесь, товарищ унтер-лейтенант, вам еще нужно зайти в общежитие.
— Слушаюсь! — Манфред вытянулся.
Увидев своего Великана в положении «смирно», Рената побледнела и как-то зябко пожала плечами.
Манфред вывел ее из комнаты. В комнате Ренаты он вытащил из своего чемодана какие-то вещички и лишь потом притянул к себе Ренату.
— Моя милая Тучка, я скоро вернусь.
— Вам пора, унтер-лейтенант! — раздался за дверью голос майора.
— Иду! — ответил Манфред, целуя Ренату.
— Фрау Грапентин, помогите, пожалуйста, моей жене.
— Слушаюсь, товарищ майор!
— Выше голову, мы скоро вернемся, — улыбнулся майор. Через минуту шаги офицеров стихли на улице… Несколько секунд после ухода Манфреда Рената стояла
не шевелясь. Кроме Манфреда, у нее в Бергхайде из близких никого не было. «Одна среди чужих людей, — думала она. — Совсем-совсем одна».
Кто-то прошел по коридору. Рената выглянула из комнаты.
— Хочу посмотреть на детей, — объяснила ей фрау Хут. — Иногда они раскрываются во сне. — Она стала спускаться по лестнице и вдруг застонала.
Рената подбежала к ней. Привела ее в комнату, уложила на диван и вытерла ей пот с лица.
Фрау Хут немного успокоилась и вымученно улыбнулась.
— Что-то еще случилось?
Рената задумчиво покачала головой. Как хорошо, что она в случае необходимости сможет помочь женщине!
— Сколько вот таких тревог пережила я за десять лет! Но привыкнуть к ним все равно никак не могу. — Лицо у фрау Хут было виноватым, будто она за что-то просила прощения у Ренаты. — Когда полк уходит на учения, я в классе никогда не закрываю окон: все прислушиваюсь, прислушиваюсь, а полностью успокаиваюсь только тогда, когда он, голодный и грязный, возвращается домой. После событий на Кубе я стала особенно беспокойной. Любой вызов по тревоге может быть прощанием навсегда. — Она до боли сжала зубы.
— Скажите, чем я могу вам помочь? — спросила Рената.
— Вы можете водить автомобиль?
— Нет.
— Тогда, если мне не станет лучше, вызовите по телефону скорую помощь из Пасевалка.
Лучше фрау Хут не стало. Начались предродовые схватки. Через полчаса после телефонного звонка приехала машина. В комнату вошла румяная акушерка. Завидным здоровьем так и веяло от нее.
— Не беспокойтесь, фрау Хут, все будет в порядке, — успокаивала акушерка учительницу, помогая ей спуститься к машине.
Рената несла чемодан фрау Хут.
— Я вас очень прошу, Рената, сходите вместо меня завтра в школу. В моем письменном столе, в ящике, лежат тетради с сочинениями. Я не все их проверила, а детям обещала принести их в понедельник. Мой Эльке знает, где что у меня лежит. Позаботьтесь, пожалуйста, о моих малышах и позвоните мужу.
— Конечно, фрау Хут, я все сделаю, вы не беспокойтесь.
— Спасибо вам.
— Всего хорошего. — Рената пожала слабую руку фрау Хут. Помахала вслед отъезжающей машине.
Тишина в доме удивила Ренату. Она прошла по коридору и закрыла все двери. Войдя в свою комнату, села и задумалась. Так из гостьи она на время превратилась в учительницу и мать четверых детей. «Иногда они раскрываются во сне», — вспомнила она слова фрау Хут. Рената вышла из комнаты и стала подниматься по лестнице. Поднялась на три ступеньки и остановилась, потом вошла в детскую. Самый маленький спал раскрытый, со сбитым в ногах одеялом.
«Одна, совсем одна, а Манфред сейчас под дождем мокнет. Успокоюсь я только тогда, когда он вернется домой и я увижу его в дверях. Будет стоять по стойке «смирно». Ах, да, майор Хут! Говорил мне о каком-то жеманстве. Ничего-то он не понимает. Да и откуда ему знать моих учеников! А вот я с ними великолепно нахожу общий язык. Все удивляются, как это мне удается, почему они во всем меня слушаются. Да я и сама-то, собственно, не знаю почему. Жеманство! Какая чепуха! Не правда ли, мой Великан? Ты там опять будешь курить, проголодавшийся, выпачканный в грязи. Тревога! А может, это совсем не простая учебная тревога? Тревога! Четверо детей… Кто знает. На дворе дождь… дождь…»