И еще Рената вспомнила слова фрау Хут о том, что она никак не может привыкнуть к тревогам, объявляемым в части, о том, как она, открыв окошко, прислушивается к шуму машин, о том, как она боится, что после одной из таких тревог ее муж может не вернуться домой.
«Однажды, когда мы с Манфредом еще не поженились, он вернулся после каких-то учений, продолжавшихся несколько дней. Он был чисто одет, не голоден, но вид у него был уставший. Поздоровавшись со мной, он сел на мою кровать и, улыбнувшись своей детской улыбкой, потер рукой покрасневшие глаза и сказал:
— Милая моя Тучка, ты меня… тормоши, а то я… сейчас засну на месте… — Говорил он с трудом, с паузами.
— Знаешь что, Великан, тебе нужно немного прилечь, чуть-чуть отдохнуть, тогда все будет хорошо.
— Ты находишь… что мне так нужно?
Я сняла с него френч, ботинки и положила его ноги на кровать.
Наверное, в ту летнюю ночь, которую я провела без сна, просидев у окна и простояв на коленях перед спавшим на кровати Манфредом, я впервые поняла, что значит быть женой кадрового военного».
* * *Рената снова встала из-за стола и подошла к окну.
«Неужели Манфред каждую неделю будет приходить домой таким же уставшим, как тогда в Дрездене?» — подумала она.
Внизу хлопнула дверь, а через секунду в комнату вбежал Ральф. Запыхавшись от быстрого бега, он сказал:
— Тетя Рената, она идет!
— Кто она?
— Учительница, которая ударила Юргена… она сейчас идет к тебе…
— Да кто же идет, Ральф?
— Фрейлейн Шалов, моя учительница. Заставь ее постоять перед тобой, пусть узнает…
— Что узнает?
— Ну, попугай ее.
— А-а, ну ладно, только ты куда-нибудь уйди.
— Хорошо!
Ральф выскочил в коридор, и в тот же миг послышалось его равнодушное «здравствуйте».
— Здравствуй, Ральф, — проговорила учительница. — Где я могу найти фрау Грапентин?
— Вон там!
В дверях стояла молодая учительница. Рената пошла ей навстречу, поздоровалась, а затем улыбнулась:
— Я должна вас поставить по стойке «смирно» и попугать…
— Я заслуживаю более строгого наказания…
— Проходите, садитесь вот сюда.
Обе сели друг против друга.
Фрейлейн Шалов была на этот раз накрашена уже умереннее, отчего внешность ее только выигрывала. Она не стала извиняться, а просто объяснила Ренате обстоятельства дела.
— Сегодня я даже начала было укладывать свои вещички, чтобы уехать отсюда, но потом передумала… Дети есть дети… Я должна еще раз все попробовать с самого начала… — Учительница замолчала на минуту, а затем продолжала: — Утром я на миг потеряла над собой контроль. Я вызвала Юргена Гремера и сказала, чтобы он прочел стихотворение, которое я им задавала выучить. Он же, вместо того чтобы отвечать мне урок, сказал, чтобы сначала я сама прочла это стихотворение. Я стала настаивать на своем, тогда он рассмеялся мне прямо в лицо и сказал: «Ты сама-то его не выучила наизусть». Я прикрикнула на него, на что он мне ответил: «Иди лучше к солдатам, погуляй с ними! Они тебя ждут!» Тут я не сдержалась и ударила его по щеке…
— Вам нужно было прочесть стихотворение.
— Нужно было.
Обе немного помолчали, после чего фрейлейн Шалов, перегнувшись через стол к Ренате, быстро заговорила!
— Фрау Грапентин, ни за что на свете не соглашайтесь жить в Бергхайде. Уезжайте отсюда, если вы хотите остаться счастливым человеком. Здесь и жить и работать очень тяжело, одно мучение. Таких, как фрау Гросман, тут много. Они повсюду суют свой нос, они всегда правы. Они нигде не работают, вот от безделья и вмешиваются во все, везде видят одни недостатки. Я сама твердо решила работать в сельской школе, так что буду терпеть, а вам это ни к чему.
Ренате такая жизнь действительно была ни к чему. В Дрездене ее дожидались ученики ее класса. А директор при прощании сказал:
— Я вижу, придется мне подыскивать нового классного руководителя для четвертого «Б»?
— Не нужно никого подыскивать, господин директор, — ответила она.
«Не нужно? — думала теперь она. — А как же быть с чувством ответственности? И с тем, что человек должен быть там, где он нужнее всего? Только вот неизвестно, кто может определить это «нужнее всего». Сорок учеников, восемьдесят учеников. И одна молодая, неопытная, беспомощная учительница, которая, впервые встретив сопротивление, сорвалась и поступила антипедагогично. А тут еще эта фрау Гросман, которая хоть и состоит в родительском комитете, но не имеет ни малейшего понятия о воспитании. Она даже собственную дочь воспитать не в состоянии. А тут таких, как фрау Гросман, много, и таких детей, как Юрген Гремер, тоже много. И, как назло, фрау Хут увезли в больницу, а она попросила позаботиться о детях. А ведь она, видимо, имела в виду не только ее собственных детей, но и учеников в школе».