Все насторожились, ожидая ответа, но Фихтнер молчал.
— Эй, пастух, не оглох ли ты? — уже громче спросил Литош.
Фихтнер не спеша отнял гармошку от губ, похлопал ею по ладони и снова заиграл. На этот раз зазвучала еще одна печальная песня «Охотник дул однажды в рог».
Анерт знал официантку, о которой шла речь. Несколько раз она его обслуживала. Ему запомнилась ее походка — очень спокойная, даже когда кафе было переполнено и ей приходилось спешить. Анерт находил, что походка у нее осторожная, немного стеснительная. А еще ему запомнился ее рот. У нее были полные губы с глубокими, похожими на ямочки уголками, но она почти не улыбалась. Теперь он был уверен, что скорбные складки возле рта Фридерики могли появиться от печальных песен, которые Фихтнер играл чаще всего. И лейтенант мысленно сделал вывод, что, может быть, связь между Фихтнером и официанткой существовала, хотя ему, Анерту, это безразлично. Для него Фридерика Шапц недоступна. Будучи невысокого роста, он не подходил ей даже в качестве временного ухажера. А на явно бесперспективное дело Анерт не привык расходовать ни время, ни силы.
В своей жизни он всего лишь два раза ухаживал за девушками. Первой была светловолосая нежная девочка из параллельного десятого класса, не выше его ростом, которую никто из ребят не замечал. Они подружились и ходили вместе, пока Мануэла в одиннадцатом классе не начала вдруг быстро расти и не обогнала его на целую голову.
Второй была Ганна, с которой он познакомился в Доме армии в Лёбау. Это была энергичная плотная девушка из районного комитета Союза свободной немецкой молодежи, с которой никто не танцевал. Ганна родилась в селе, что расположено между Лёбау и Гёрлицем. Больше всего она была привязана к деревенской жизни и родителям. Несмотря на это, Анерт был убежден, что ему удастся вырвать ее оттуда. Он ухаживал за ней целый год, даже во время подготовки к экзаменам, отчего немного отстал и смог наверстать упущенное только благодаря своему прилежанию. Когда же Ганна узнала, куда его посылают, она наотрез отказалась уехать из родных мест, и Анерт ее больше не видел.
Однако он нисколько не унывал, так как верил, что в один прекрасный день найдет себе жену. Пока что он не чувствовал такой необходимости и считал, что в первые годы службы офицеру даже лучше без семьи. Не надо распылять свои силы. Он с равнодушной усмешкой наблюдал за своими семейными коллегами, озабоченными проблемами жилья, отпуска, устройством детишек в садик. Анерт полагал, что у него все еще впереди, важно только не упустить благоприятный момент. Он хорошо знал, чего именно хочет, и умел сосредоточить все свои усилия для достижения этой цели. Он хотел, чтобы его перевели работать в штаб, и как можно скорее. Он не собирался долго возиться с солдатами.
Став офицером, он решил, что дослужится по меньшей мере до полковника. Ведь в армии рост человека играет второстепенную роль, главное здесь — строгое соблюдение субординации: начальникам и старшим подчиняются младшие по должности и по воинскому званию.
В школе ему четыре года приходилось мириться с тем, что большинство одноклассников называли его «малюткой Михаэлем». А когда он заявил, что станет офицером, дразнить его начали даже больше. Поскольку он относился к числу лучших учеников в классе, то мишенью для острот оставался только его рост. Теперь лейтенант в глубине души мечтал, чтобы случай когда-нибудь сослужил ему службу и направил к нему солдатом хотя бы одного парня из числа его бывших одноклассников.
Неожиданно Фихтнер перестал играть.
— Свиньи вы все… — чуть слышно проговорил он.
Несколько мгновений было тихо, а потом кто-то громко рассмеялся. К нему присоединились и другие.
— Да оставьте вы его в покое! — сказал ефрейтор Айснер.
Литош не сдавался:
— Послушайте, он не понимает шуток. Мы ведь по-доброму… Он давно уже не мальчик… Привык на гражданке целыми днями шататься со своими овечками, вот и одичал, индивидуалистом стал… — не отставал Литош.
— Придержи-ка лучше язык! — оборвал его Айснер.
— Я только подумал, — не отступался Литош, — что он, может быть, после демобилизации придет поработать в нашу молодежную бригаду. Уж там-то он научится, как надо женихаться.
— И все же я добьюсь ее, — сказал Фихтнер. — Вот увидите!
— Кого? Фридерику Шанц? — удивился Литош и с улыбочкой пропел: — Прощай, прелестная служанка! Уходишь ты от нас, чтоб стать пастушкой!
Все громко засмеялись, а Литош добавил:
— Улли, если ты ее добьешься, то три полка выстроятся шпалерами на вашей свадьбе, и все в резиновых сапогах: слезы-то потекут рекой, так я полагаю.