Но сейчас разрыв между ними стал фактом. Фридерику уже нисколько не интересовало, что она пробудила в душе Ульриха Фихтнера. Почувствовав облегчение, она отошла от березки. Прямо перед ней виднелась просека с тропинкой, которая вела к поселку и терялась в туманной дымке. Отправляясь в поселок этим путем, Фридерика редко встречала кого-нибудь. Эта тропинка была близка и мила ей, как березка, ветки которой стали теперь уже не серыми, а светло-фиолетовыми. По календарю через несколько дней начнется весна.
Пока девушка шла к поселку, дождь прекратился. Облегчение, наступившее после окончательного разрыва с Фихтнером, и царящая вокруг тишина успокоили ее. Неожиданно тишину нарушил громкий гул танковых моторов. Фридерика давно жила по соседству с военным городком и потому научилась различать шумы. По многим, иногда казалось бы, совсем незаметным признакам она догадывалась о том, что предстояли крупные учения. Перед этим в кафе обычно появлялись незнакомые офицеры, которые всегда куда-то спешили и редко задерживались после обеда. Чем меньше времени оставалось до начала учений, тем меньше было видно вокруг людей в форме. Если солдат совсем не было, это означало, что учения начнутся не сегодня завтра.
Для официанток наступала пора отдыха. Но уже на следующий день, едва заслышав чьи-то шаги, они с нетерпением смотрели на входную дверь. На третий день отдых для них становился настолько скучен, что они с большим нетерпением ожидали окончания учений.
Фридерике же такие дни нравились больше всего. У нее появлялось много свободного времени, которое она использовала для того, чтобы побыть одной. Она брала отгулы и уезжала на побережье Балтийского моря или в областной центр, где отдыхала и обедала в хороших ресторанах.
Первый вечер в кафе после окончания учений всегда бывал особенно шумным. Никогда не танцевали здесь так много, не смеялись и не пели так громко, как в эти вечера. Официанткам требовались сила и ловкость спортсменок, чтобы успевать подносить на столы еду и напитки. И все же подвыпивших в такие дни бывало меньше, учения как будто делали солдат более стойкими. В зале царило удивительное чувство общности и заразительное веселье. То и другое, по-видимому, они обретали на только что закончившихся учениях.
Фридерика знала, что в этот период с мужчинами происходит что-то такое, что их заметно меняет, сближает. Сама она никогда не чувствовала себя в кафе так хорошо, как в этот вечер. Никогда она не бывала так снисходительна к ухаживаниям мужчин и к их остротам, никогда все эти чужие мужчины не становились ей так близки, как в эти часы. С ними что-то происходило там, вдали от городов и селений, где они в течение нескольких дней находились на учениях, где посторонние не видели и не слышали их, откуда лишь иногда доносилось эхо взрывов. А когда они возвращались и длинные колонны машин медленно двигались через поселок к казармам, их встречали жены и дети. В такие минуты Фридерика невольно вспоминала старые советские кинофильмы про войну, в которых советские солдаты победителями торжественно вступали в освобожденные ими города и села. Ее трогали такие сцены, и это чувство возникало в ее душе каждый раз, когда воинские подразделения возвращались с учений домой. Возможно, всех солдат менял их общий успех, в котором всегда есть что-то от победы. Наверное, они потому и бывали так веселы и общительны, что вернулись сюда, в казарму, которая временно заменяла им родной дом.
Отец довольно часто выезжал на учения — когда в лес со множеством разъезженных песчаных просек, когда в поле, изрезанное траншеями и ходами сообщения. Ему были хорошо знакомы эти перемены в солдатах, они происходили и в нем самом. Но отец, так же как и Фридерика, не умел объяснить их. Он внимательно выслушал, когда дочка однажды рассказала ему о том, что бывает в зале кафе после возвращения с учений, как улучшается настроение гостей. И отец очень сожалел о том, что, за исключением немногих холостых офицеров и молодых лейтенантов, жены которых по той или иной причине еще не приехали к своим мужьям, командиры не принимали участия в таких вечерах. Семейные отправлялись домой к своим женам и детям. Так, разумеется, и должно быть, и никто не мог их упрекнуть за это, но радостного подъема они, видимо, не переживали.
Фридерика думала обо всем этом, идя домой. Где-то справа от нее слышался шум двигателей. Примерно в двух километрах отсюда находились казармы танкового полка, но тишина и чистый воздух приближали звуки. Фридерику интересовало приподнятое настроение солдат, потому что за этим крылось что-то хорошее и важное, что им снова предстояло испытать в ближайшие дни. В душе она даже завидовала им.