Стоило Ульриху подумать о своем стаде, как он без особого труда представил рядом с собой Фридерику. Вечером она будет сидеть с ним в шалаше и внимательно слушать, как он специально для нее станет играть на губной гармошке, а ночью она будет спать на его ложе рядом с ним…
В ту памятную для него ночь от тела Фридерики пахло сухой землей, как она может пахнуть только летом сразу же после захода солнца, а Ульриху, не раз вдыхавшему этот запах, показалось даже, что это не что иное, как аромат лугов и полей. В ту ночь Фридерика доверилась ему и стала понятна и близка, как понятна и близка была для него родная земля вокруг, которую он исходил со своим стадом вдоль и поперек. Робость Ульриха пропала. Ощущение надежной защиты и уверенности, которое было таким естественным для него в той, прежней жизни, с тех пор как он надел на себя военную форму, только один-единственный раз вернулось к Ульриху, и случилось это тогда, когда он попал к Фридерике домой.
Вспоминая сейчас об их последней встрече, Ульрих понимал, что она оказалась бессмысленной. Сильнее всего врезалась в его память ночь, проведенная у Фридерики: он запомнил все слова, сказанные девушкой, каждое ее движение, более того, ему чудилось, что он и сейчас смотрит в ее голубые глаза, похожие на васильки, выросшие возле дороги, трогает ее густые волосы.
Фридерика в ту ночь словно стала частицей его собственного «я». С ней или, точнее сказать, с мыслями о ней он легче переносил трудности военной службы. Постепенно в нем возникла и укрепилась надежда, что, вернувшись после учений в казарму, он снова встретится с девушкой.
Выйдя на довольно широкую поляну, Ульрих перепрыгнул через канаву, в которой скопилась талая вода, и оказался на широкой просеке, где росло несколько высоких сосен и раскидистых берез, одна из которых стояла немного в стороне и была чем-то похожа на ту березку, под которой он застал Фридерику во время дождя. Сразу же за березами начинался склон, поросший густой травой.
Фихтнер бросил взгляд в сторону вершины холма, до которой он мог добраться за несколько минут.
— Стой! — неожиданно раздался чей-то окрик.
Юноша остановился…
О задержании Ульриха Фихтнера комендантской службой незамедлительно было доложено в штаб дивизии и в подразделение, в котором он служил. И если в штабе донесение об этом, можно сказать, почти затерялось, ввиду своей малой значимости, среди множества других по-настоящему важных донесений, то, попав во взвод лейтенанта Анерта, оно оказалось самым важным, так как касалось подчиненного этого лейтенанта.
Лейтенант как раз находился у командира роты. Майор с любопытством рассматривал самого молодого в роте командира взвода, который не мог отвести глаз от рук командира, перепачканных землей, ржавчиной и смазкой. Лейтенант был немного бледнее обычного, а всегда спокойные, почти равнодушные глаза его на этот раз казались испуганными и растерянными.
Волнение, охватившее лейтенанта, не ускользнуло от внимания ротного, которому неожиданно пришла в голову мысль о том, что почтительное отношение командира взвода к нему не имеет ничего общего с напускным равнодушием.
— Как следует расценивать проступок рядового Фихтнера, да еще совершенный во время учений, вы лучше меня понимаете… — продолжал спокойно, без всяких эмоций майор.
Лейтенант Анерт слушал ротного и думал при этом о тех неприятных последствиях, которые ожидают его после учений. Отныне повсюду, где бы ни упоминалось имя Фихтнера, один из говорящих сразу же станет пояснять другому: «Это тот самый пастух из второго взвода третьей роты, который на последних учениях сбежал из расположения взвода…»
Теперь доброе имя лейтенанта Анерта окажется запятнанным, хотя сам он нисколько не виноват. Для того чтобы «прославиться» на весь полк, достаточно иметь в своем взводе одного солдата, подобного Фихтнеру. После ЧП, совершенного таким подчиненным, начальство автоматически начинает склонять на каждом совещании командира взвода, роты и даже батальона, и время от времени фамилии их будут упоминаться непременно. Сегодня такая молва коснулась лейтенанта Анерта, и его нисколько не утешала даже мысль о том, что, прежде чем дойти до него, взводного, она задела командира роты майора Пульмейера, командира батальона и, вероятно, самого командира полка полковника Ляйхзенринга.