Выбрать главу

Углубившись в свои отнюдь не веселые думы, лейтенант незаметно пришел в расположение взвода. Он сразу же приказал позвать ефрейтора Айснера, а сам встал на кочку высотой сантиметров в тридцать, чтобы казаться хоть чуточку повыше.

Ефрейтор не заставил себя ждать. Он шел спокойным, неторопливым, уверенным шагом. На несколько секунд Анерт тоже почувствовал в себе уверенность и прилив энергии. «Если бы этот ефрейтор был командиром взвода, — невольно мелькнула у лейтенанта мысль, — я выполнял бы его приказы…» Лейтенант тут же отогнал ее, но она снова и снова лезла в голову, и он спрашивал самого себя, а будут ли солдаты его взвода так же беспрекословно выполнять его приказы, как они выполняют сейчас приказы Айснера. Однако твердого ответа на этот вопрос он дать не смог.

Лейтенант знал, что ефрейтор Айснер пользуется уважением солдат не только во взводе, но и в роте. Но так было не всегда. Когда Айснер вместе с двумя другими новичками попал во взвод, их прозвали «попрыгунчиками». Однако такое прозвище нисколько не рассердило Айснера, как не сердило его и то, что ему чаще старослужащих приходилось мыть полы то в казарме, то в коридоре: во время учебной подготовки новичков, как правило, всегда заставляют выполнять самую грязную работу и только потом их заменяют другими новобранцами.

Как-то один из четырех ефрейторов, которые числились в их отделении, решил отпраздновать свой день рождения в кафе. Айснер ни словом не упрекнул солдат, которые, вернувшись вечером с торжества, подняли шум. Более того, он отнесся к ним с пониманием: как-никак ребята скоро демобилизуются, а тут такой случай. Конечно, в кафе ребята немного выпили, а когда вернулись в казарму, одного из них начало рвать, прежде чем он успел добежать до туалета, прямо в спальном помещении, возле двери.

В этой комнате старшим как раз был юбиляр. Не раздумывая, он приказал одному из новичков взять ведро и тряпку и все как следует убрать. Солдат же убирать отказался, и тогда старший попытался стащить его с кровати. Старшего по комнате поддержал один из ефрейторов.

Возмущенный несправедливостью, Айснер встал с койки, взял обоих ефрейторов за шиворот, подтащил к двери и, низко наклонив их головы к полу, сказал:

— Если хотите продемонстрировать нам свою силу, то мы не против…

Затем Айснер потащил обоих в туалет, всунул им в руки по ведру и тряпке и заставил их мыть пол.

Молва о случившемся быстро распространилась по роте. Утром об этом узнал командир и тут же назначил Айснера и двух других новичков старшими по комнатам. С тех пор в третьей роте не было никаких споров и ссор между старослужащими и молодыми солдатами. Скверная традиция канула в прошлое.

Все это было хорошо известно лейтенанту. И вот теперь перед ним стоял ефрейтор Айснер, стоял и почему-то улыбался. Ефрейтор продолжал улыбаться даже тогда, когда лейтенант тихо сказал ему:

— Я вынужден наказать вас.

— За что? — спокойно поинтересовался Айснер.

— Рядовой Фихгнер задержан комендантским патрулем в двух километрах от позиции.

— Фихтнер? — недоверчиво спросил Айснер и сокрушенно покачал головой.

— Да, Фихтнер. А вы даже не заметили его отсутствия? Да знаете ли вы, как это расценивается на подобных учениях? В лучшем, случае как самовольная отлучка, а в худшем — как дезертирство.

— Пустое все это! — раздался голос рядового Литоша, который слышал разговор, стоя за бронетранспортером. — Пастушок на такое не пойдет. Вполне допускаю, что он поплелся за заблудившейся овечкой или решил оправиться, зашел подальше в лес и заблудился.

— Как может заблудиться человек, который до армии бродил со своим стадом чуть ли не по всей стране? Вы и сами не верите собственному предположению.

— А вы-то всерьез думаете, что Фихтнер намеревался сбежать из части? — спросил Литош лейтенанта.

— Верю я или не верю, это не играет никакой роли. В данном случае факты говорят сами за себя, — отрезал офицер.

Однако Литоша такой ответ не смутил. Он приблизился на несколько шагов к лейтенанту и заговорил громко, чтобы его слышали и другие солдаты:

— Товарищ лейтенант, вы же еще не знаете, что, собственно, произошло. Вы ведь не видели Фихтнера и не разговаривали с ним, а уже хотите обвинить его во всех смертных грехах.