Возможно, это начало истории, которая произойдет уже в ином месте. Вирранд подъезал к ним, улыбаясь.
— Я тебе ореховых лепешек задолжал, — шепнул Тианальт. — Грызных.
Девочка крепко зажмурилась, кивнула и отвернулась, низко опустив голову. Тианальт не осмелился обнять ее. Асиль осмелилась
Они уходили много дней и ночей, в застывшую ночь с неподвижной белой луной, висевшей под кипящей аркой, подобно гигантскому светильнику. Вроде тех, много меньших, что зажигали в Холмах в Ночь Ночей вокруг озер и по берегам рек, на вершинах холмов и в пастушьих домах, под открытым небом.
Ринтэ приподнялся на носилках, глядя назад. Люди выходили из Врат, и мгла медленно, неспешно затягивала ту сторону. Сэйдире поддерживала его с одной стороны, а Майвэ — с другой. Они вышли одними из последних. Народы исхода перемешались, Дневные шли рядом с Ночными, Шенальин-Пустынные, которых было мало, помогали ушедшим из Столицы. Ринтэ улыбнулся, несмотря на грызущую душу тоску и горечь во рту. Он не плакал — слезы перекипали в душе, превращаясь в горестную решимость. Люди помогали друг другу. Люди не различасли своих и чужих, все были равны, все были едины, как, наверное, и их предки в давние времена, вступая в эти самые Врата, через которые теперь они уходили. И он не опасался этой стороны. Были те, кому он доверял, они позаботятся обо всех.
А они доверяли ему.
"Не тот король, в ком королевская кровь, а тот, за кем пойдут".
Когда-то отец сказал им эти слова. Наверное, и этот юный Дневной, и этот безумный Пустынный таковы.
"И я. Не удалось мне уйти от судьбы…"
Боги вышли из Врат последними. Все, кроме одного — высокого, бледного и пугающе прекрасного Господина Смерти. И рядом с ним стояли еще четыре фигурки.
Травяной шлейф Госпржи Урожая и родниковые рукава Госпожи Вод покинули умирающий мир. И лишь копье Огня, Красное копье Силлаты оставалось вонзенным на самой границе.
— Принесите меня туда, — тихо сказал Ринте Адахье, и тот махнул воинам.
Аньяра Железная рука опустился на колени перед носилками.
— Дядя. Дядя…
Больше он ничего не мог сказать, да и что тут было говорить?
— Пусть с нами всеми останется надежда, — прохрипел Ринтэ. — Прощай, и будь счастлив, сын любимого моего брата.
Он не стал оборачиваться, когда его понесли прочь. Он не видел прощания Майвэ и расставания Асиль Ледяного цветка со своим сыном. Вирранд Тианальт тоже смотрел издали, даже не пытаясь представить слов, сказанных между ними в этот час. Когда Асиль последний раз обняла сына и Лань и повернулась спиной к вратам, все ускоряя шаг, словно убегая от неизбежного, Вирранд встал у нее на пути, как скала, и она уткнулась ему в грудь и застыла. Заплакала она намного позже. У нее и Вирранда будет еще двое прекрасных сыновей и ненаглядная дочь, но Аньяра всегда будет незримо с ней все дни и ночи. Когда она почувствовала приближение смерти, она вернулась сюда и велела оставить ее одну. Никто в мире больше не видел ее ни живой, ни мертвой.
Сатья был первым, кто умер на новой земле. Еще до того, как закрылись Врата. Он призвал к себе Онду и спел ему свою последнюю песню, и умер. Онда отнес его на руках к Вратам и положил к ногам Господина Смерти. Говорят, что песнь Сатьи открывает путь тому, кто живым идет в царство смерти. Так говорят потому, что никто не знает, как умер Онда, да и умер ди он вообще, и куда увел его путь.
Но все это истории, которым еще предстоит свершиться в новом мире.
Прощание богов со своими последними уцелевшими детьми было почти человеческим, и барды позже споют об этом так, как это поняли люди. Деанта с великой горечью и почему-то неуместным светлым ощущением смотрел на все это, а Райта откровенно плакал.
А когда настало время, и Господин Огня кивнул ему, Райта шагнул вперед и вырвал Красное копье, копье Силлаты из земли, и Врата потекли, как дрожащий воздух, и втянулись куда-то внутрь, и осталась лишь белая дорога, обрывающаяся в море и камень над обрывом с вонзенным в него копьем.
А на море под луной из ниоткуда возникли девять корабдей. Измученных, с рваными парусами. И когда они подошли к суше, где их встретил Вирранд Тианальт, он узнал под сияющей луной знакомый знак Блюстителя Запада, и сам Мейрана спрыгнул на берег и бросился к нему. Исхудавщий. Седой, худой, хромой горький Мейрана. Веселый красавец Мейрана.