Деанта уважительно поклонился, сел чуть позади Маллена и сложил руки на коленях.
Пустынные даже не глянули на него.
Они могли очень долго жить без воды и еды, отличались нечеловеческой стремительностью и выносливостью, выживали на страшной жаре под раскаленным солнцем и в ледяной ночи пустыни. Барды говорили, что эти люди чуть ли не проходят сквозь хьяшту и не боятся яда большинства из пустынных тварей.
Сатья рассказывал о Сыне Огня Торамайе и дочери Шенаэль, которые были предками Пустынных. О Красном Копье в камне и Озере в Потерянном шерге. Шенальин были стражами пустыни. Эта порода людей давно отдалилась от остальных Дневных. Поговаривали даже, что в их жилах все же течет нелюдская кровь.
"Любопытно, у Ночных тоже есть такие особенные люди, как у Дневных — Пустынные?"
Это были люди гордые, даже надменные, смертельно опасные, не признававшие ничьей власти. Они не признавали королей, у них не было одного вождя, и не воевали они друг с другом только оттого, что их было не так много, и места в пустыне хватало на всех. И все же, все же раз в год, в начале весны их вожди съезжались в одно и то же место, которое они называли Круг. Деанта знал об этом со слов Маллена, а тот все же общался с пустынными и кое-что знал о них. Может, даже больше, чем кто-либо другой из людей. Что они решали в Кругу, Маллен не говорил. Хотя Деанта подозревал, что дядя знает больше, чем рассказывает.
— Уговор заключен, — сказала женщина.
— Уговор заключен, — ответил Маллен.
Разговор был закончен. Пустынные встали, коротко поклонились Маллену и ушли, взяв оружие. Куда они ушли, где они проведут ночь — никто не знал и не спрашивал, потому, что это были Пустынные. Остался только юноша. Маллен кивнул ему, тот вскочил одним гибким стремительным движением. Он немного отличался от остальных пустынных. У него были не узкие глаза, а круглые и немного навыкате, волосы не вились колечками, а торчали во все стороны, и кожа была светлее.
— Это Райта, — сказал Маллен. — Он останется здесь в залог уговора.
Деанта не стал спрашивать, в чем уговор. Маллен скажет сам, если сочтет нужным. И, наверное, скажет, раз призвал его сюда. Райта стоял. Ноздри его раздувались и чуть дрожали. Если Деанта что-то понимал в людях, то юноша был глубоко задет. Он прямо исходил ненавистью — к нему, Деанте. И почему?
— Они приходили просить помощи. Это гордый народ, Деанта. Никогда бы не пришли, если бы не крайность. — Маллен встал. Тяжелый, могучий, с черной бородой и красивыми женскими глазами. — Голод, Деанта. Пустыня уже не может их кормить. Они просят еды.
Райта закусил губу. Он просто жег Деанту взглядом. Как он смеет такое слышать! — почти ощущал его мысли Деанта.
— Но господин Вирранд Тианальт не сможет кормить всю Пустыню.
— Это только один род, Раштанальты. Что остальные — не знаю. Может, решат в Кругу.
— Почему именно они к тебе пришли, дядя?
— Потому, что я их вождь, — тяжело ответил Маллен. Сел, налил себе горячего вина. — Сядь, Райта. — Юноша повиновался, не спуская злобно взгляда с Деанты. — А это мой сын. — Он заговорил, не глядя на Райту, словно его тут и не было. — В тот год, когда твоя мать была беременна тобой, я много времени проводил на дальних заставах и часто заходил далеко в пустыню. Я искал тех, кто живет в степи и песках. Легенды о них ходили издавна, да ты и сам знаешь о потомках Шенаэль. И вообще всегда были люди, которые предпочитали жить в диких местах. Как тот же Амара-изгой или безумные барды Ланты. Эти края словно зачарованы. Кто долго живет на границе, того затягивает. Я вот уже и не могу без скал, степи и песка. Иногда я словно слышу голос, только слов разобрать не могу. Шепот пустыни. — Маллен помолчал. — Короче, я в ту пору был влюблен в пустыню, как бываешь влюблен в красивую опасную женщину. И еще у меня был повод — хьяшта. Я хотел понять, что это, от чего она возникает, что за ней и в ней, как ее обойти, в общем, все хотел знать.
— И ты узнал?
— А? Нет. Я не об этом. — Он опять помолчал. — Я видел то озеро, — сказал он, наконец. — Сам видел, хотя и побоялся подойти. Но я не об этом. В тех краях я наткнулся на Пустынных. Шенальин зовут они себя. Потомки Шенаэль. — Он усмехнулся. — Они не были рады мне. Но деваться было некуда — и меня, и их загнали песчаные волки. Так что пришлось отбиваться и отсиживаться в скалах, пока эти твари не поняли, что мы им не по зубам. В общем, выжили. Я был ранен, рана загноилась, потому они забрали меня с собой, к себе в стойбище. Так что я посмотрел, как они живут. Худо они живут, Андеанта, худо. Едят мясо и молоко, больше ничего, да и с этим негусто. Потому жрут все, что можно сожрать — насекомых, ящериц. Потому они так худы. Одежду носят из кожи и меха, женщины прядут шерсть. Ткани у них нет, ни с кем они не торгуют, детей мало, бабы мрут в родах. Это не как у нас, Деанта. Да, мы живем трудно, но Вирранд присылает нам еду, ткани, оружие, железо, словом, все необходимое. Но наше необходимое по сравнению с их необходимым — невыразимая роскошь. Они все делают сами. Они правда тяжко живут, Дин. И земля у них недобрая. Тем более сейчас, когда все постоянно меняется, и где можно было жить вчера, сегодня место смерти. Может, все их беды от того, что нету у них единого вождя, вождя справедливого и блюдущего Правду земли. Может, и так… У них и бардов-то нет, только сказители, что на память запоминают предания старины… Короче, они вылечили меня, а потом их вождь сказал — теперь я тебя убью. Стоило лечить, да?