— Госпожа! — вдруг прошептал Науринья и вскочил. Вирранд проследил его взгляд. Никто не заметил, как подъехали всадники. Женщина с лунно-белыми волосами сидела верхом на белой кобыле и слушала песню. Медленно падали снежинки со вновь затянувшегося облаками неба. За ней неподвижно стояли воины. Свита, понял Тианальт. Науринья подошел к женщине, поклонился, и та медленно повернула лицо в сторону Тианальта.
***
Королевский Объезд приближался к Мертвому холму. Это был необычный объезд, потому, что король спешил. Он велел оповестить, что не будет останавливаться ради долгого гостеванья, и да простят его хозяева. Недолго они побыли в холме Ущербной Луны — всего две ночи, одна ночь была отдана пиру, а вторая — беседам со стражами, охотниками, магами и разведчиками, ходившими в земли Дневных. Арнайя Тэриньяльт был в далеком походе — по королевскому приказу. Ринтэ не хотел думать об этом — он тосковал по Арнайе. И еще его мучила совесть.
Такой же короткой будет встреча и в Закатном холме. А с хозяевами Мертвого холма лучше никому не встречаться.
Мертвый Холм сейчас был настолько мертв, что это становилось подозрительным. Выработанное веками, наследное чутье стражей говорило о том, что эта пустота страшнее лезущих из Провала тварей.
— Что-то будет, — говорили они. — Что-то будет.
Только вот что? Это было невыносимее всего.
Ринтэ спустился в пустые коридоры в корнях холма. Пасть Провала здесь давно была мертва, как и сам холм. Твари не появлялись здесь, сколько он себя помнил. Даже твари знают смерть и боятся ее.
Ринтэ обходил холм посолонь изнутри. И казалось ему, что тот, погребенный в старину в холме, его нечестивый хозяин, которому вогнала заговоренный меч в сердце его собственная сестра, следит за ним, слушает его шаги и дыхание.
"Я здесь владыка", — повторял в душе Ринтэ.
Они вышли из-под холма, и Ринтэ объехал холм еще поверху, на белом королевском коне, с обнаженным мечом в руке. Шестнадцать лет назад он после такого упал в обморок. А теперь — теперь он выдержал. Ринтэ усмехнулся. Загордиться, что ли? Сейчас времена уж никак не лучше, а он объехал холм дважды — и ничего.
Или это тоже дурное предзнаменование?
Или правда, что все меняется? Что расползается основа и рвется узор?
Но ведь это гибель всего. Значит, надо найти хоть какую-то постоянную опору. Те простые, самые начальные основы бытия… Но кто их знает? Разве что боги. Но кто спросит богов?
— Делай свое дело и не гадай, — пробормотал он себе под нос. — Настанет беда — будем драться.
Он поднял взгляд к затянутому облаками небу. Сейчас было новолуние, в разрывах облаков были видны тусклые, стылые звезды. Но небо было черным, без примеси крови. Прежнее небо. Когда снова появится и начнет прибывать луна, она будет красной. Он это знал, но все же надеялся, что снова увидит серебряную стружечку, как двадцать лет назад.
"Ты дурак, Ринтэ. Прямо как трусливый больной думаешь, что само собой пройдет, без лекаря. Не пройдет. Только вот лекаря я не знаю…"
Глава 7
ПУСТЫНЯ
Ночи в пустыне становились невыносимо лютыми. Райта закрывал лицо меховой маской Пустынных. Ее сделала мать из черной кожи, расшила бисером, расписала особыми красками и подбила мехом. Маска оставляла открытыми только щелки для глаз, носа и рта.
Самое неприятное было в том, что палящий жар дня ничуть не ослабевал — только день становился короче, и жар держался не так долго. Райта говорил, что лучше мороз, чем жар.
— Этак мы к ночной жизни перейдем, — жаловалась Льенде. — Совсем как Ночные станем.
Это заставило Райту вспомнить, что скоро, совсем скоро настанет пора Деанте уходить. Он все больше времени проводил с Малленом и Сатьей, а также непонятными людьми, прибывавшими с севера. Райта умирал от любопытства, но задавать вопросы считал ниже своего достоинства.
Райта молчал до конца их стражи. Льенде даже обиделась. Или почти обиделась, но Райте было не до того. Они вернулись в шерг на заре, в тот самый ничейный час, когда наступающая жара и уходящий холод смягчают друг друга.
Эти минуты нежны, свежи и прекрасны, и кажется, действительно слышно дыхание богов, спокойное дыхание глубокого сна.
Райта нашел Деанту ближе к вечеру, когда, отоспавшись, пошел в кухни поесть чего-нибудь. Они столкнулись на пороге — один выходил, другой входил.