Они нашли себе убежище под корнями вывороченного дерева. Ночной натаскал туда лапника, несколько раз обошел вокруг пещерки, что-то бормоча под нос. Затем заполз внутрь, к Тийе.
— До утра никто не придет. А если и придет, то не сунется. — Помолчал. — А если сунется, то не прорвется…
Тийе сжалась в комок, готовая в любой момент кусаться, царапаться и отбиваться. Ночной словно почуял ее страх и хмыкнул в темноте.
— Тебе сколько лет?
— Ттт… четырна…дцать…
— Мелковата ты для четырнадцати. Не трясись. Не трону.
Он снял шубу.
— Подползай ближе. Да не трясись, дуреха. Я что, по-твоему, ушел из Холмов и бегаю от твраей только ради того чтобы переспать с тощим грязным недоростком вроде тебя? Ночь на носу, твари полезут, а я с тобой буду развлекаться… Возомнила… Иди сюда, не бойся, так теплее. Как ты вообще ночевала, цыпленок тощий? — Тийе опасливо придвинулась, на всякий случай сжав рукоятку ножика. Ночной хмыкнул. Тийе сообразила, что Ночные видят в темноте, но ножа не выпустила. — Рассказывай, откуда ты, куда. — Он повозился в темноте и сунул что-то в руку Тийе. — Ешь.
Она осторожно поднесла еду к носу — пахло кислым хлебом. В животе мгновенно заурчало, и Тийе вгрызлась в черствый кусок.
После еды внутри заметно потеплело, голова стала тяжелеть.
— Ну, рассказывай.
Тийе начала говорить, сначала с трудом, а потом словно само хлынуло. Она рассказала и про деревню, и про Иму, и про кота, и про вилы, и про солдата, и про то, что она идет на юг.
Ночной рассмеялся.
— Ты смелый цыпленок!
Тийе тихонько хихикнула.
Ночной вдруг насторожился. Тийе мгновенно подобралась.
— Ходит, сволочь, — прошептал он. — Сиди тихо.
Что-то тяжело дыша, сопя и похлюпывая, ходило вокруг убежища. Хрустели ветки. В нос Тийе ударила жуткая ледяная вонь, тень закрыла черно-багровый неровный кружок ночного неба. Мужчина до боли стиснул ее плечо.
"Сиди тихо", — поняла она. И она сидела тихо, неподвижно, почти не дыша.
Что-то глухо заворчало, Тийе прямо ощутила его досаду на то, что вот, где-то тут живая кровь, еда, а где — не видно, не поймешь и не поймаешь. Топот, хруст и хрюканье еще долго раздавалось вокруг их убежища, тварь пару раз наваливалась на дерево, крыша их пещерки обвалилась им на головы, но больше ничего не произошло. Потом вдали послышался не то прерывистый вой, не то плач, и тварь, взрыкнув, быстро потрусила туда.
Тийе выдохнула.
— Это кто был? — еле слышно прошептала она.
— Тебе очень хочется знать, как это выглядит?
Тийе помотала голвой и прижалась к Ночному. С ним она ощущала себя в безопасности. Тварь ушла. Тийе была сыта. Тийе было тепло. Она уснула.
Они шли уже третьи сутки. Даже если бы Тийе хотела удрать от своего спутника, она не знала, где они находятся. Он, наверное, тоже это понимал, и потому не очень опасался, что она вдруг возьмет да перережет ему ночью глотку. Он умел выживать в диких местах, она — нет. Он явно знал местность — ну не случайно же они каждый раз находили себе укрытие на ночь и на день? Он умел добывать еду. Но, главное, он знал, куда идет. Тийе решила, что пока им по пути. А там видно будет.
Выходили они как правило незадолго до рассвета и шли, пока солнце не поднималось слишком высоко. Тогда Ночной находил укрытие, ставил защиту и заваливался спать. А когда солнце опускалось низко над лесом, они снова выходили и шли до середины ночи, пока не начинала валиться от усталости с ног Тийе. А если день выдавался пасмурным, или шли они по лесу, дневной переход бывал и дольше. Но Ничейный час Ночной считал самым спокойным для похода. Так оно и было. И Тийе покорно шла за ним, не расставаясь со своими вилами, послушно выполняя все его приказы. Ночной не особенно с ней цацкался. Но с Тийе вообще никто никогда не цацкался. Разве что Има, но он вообще был жалостливый, за то и погиб. Тийе не жаловалась, что он быстро идет, и ей постоянно приходится его догонять, не жаловалась, что не получается выспаться. Он ее защищал и кормил, разве мало? Не мало, можно сказать, даже много. Даже больше чем много. И еще он ничего от нее не хотел. Вот это было удивительнее всего.
Как родители померли, тетка Майе забрала ее к себе, говорила, что из жалости. На деле-то лишние руки в хозяйстве были нужны. Может, потому ее и прятали, когда порой из Столицы приезжали забирать сирот. Кормили плохо, одежонку тоже давали худую, куском попрекали. Тийе не жаловалась, другие жили не лучше. Зато в Столицу не забрали. Да еще братец Има, теткин сын, хороший был… А вот дядька чуть не с самого начала в углу прижать пытался. Тетка, как узнала, наорала на мужа, а ее побежала бить. Тийе укусила тетку за руку, вырвалась и спряталась. Има ей два дня еду носил, а потом, когда тетка остыла, привел домой.