Я приближаюс-сссь к дымке и вижу, что она с-сссос-ссстоит из-ззз мелких частичек, из-ззз вибрирующих колец, парящих, танцующих в кос-сссмос-сссе. Некоторые с-сссливаютс-ссся, образ-зззуя большие кольца, рас-ссстут, а потом с-сссжима-ютс-ссся.
В них з-зззаключена невероятная энергия. Интерес-сссно, что будет, ес-сссли эти кольца ое-ссстанутс-ссся в с-сссвоей прежней форме? Они поют, и их музыка, рез-зззонанс-ссс — это с-сссуть с-сссамой реальнос-сссти.
Чудес-сссное з-зззрелище. Никто подобного не вс-ссстречал.
Эти кольца — с-сссущес-ссства, которые мы наз-зззываем bzb, а ученые людей — с-сссу. перс-сссимметричными с-ссстру-нами. Они фундаментальны и неделимы, из-ззз них с-сссос-ссстоит материя. Они — фотоны, ионы, кварки, нейтрино… любое проявление материи в любой ее форме, даже мельчайшей.
Меньше bzb во Вс-ссселенной ничего нет. Для людей они с-сссушес-ссствуют в теории, потому что ни один инс-ссструмент не поз-зззволяет увидеть bzb, ведь вс-сссе с-сссубатомные индикаторы регис-ссстрируют вз-зззаимодейсссствие час-ссстиц. Но во Вс-ссселенной прос-сссто больше нет час-ссстиц с-ссстоль же мелких.
Но я вижу bzb, могу их потрогать, а вс-сссе потому, что с-сссуперс-ссструны подверглис-сссь воз-ззздейс-ссствию выс-сссоких энергий. По природе с-сссвоей они неиз-зззменяемы, но эти с-сссамые выс-сссокие энергии з-зззас-ссставили их увеличитьс-ссся вдвое, втрое, а то и в с-сссотни раз-ззз. С-сссейчас-ссс их видно невооруженным глазом.
Такой получилс-ссся побочный эффект у вз-зззорванной бомбы.
Я с-ссслушаю пес-ссснь bzb и торжес-ссствую, ведь явилс-ссся голос-ссс с-ссамой Вс-ссселенной во вс-сссем ее без-зззграничном многообраз-зззии. Это с-сссверкаюшее без-зззумие и ес-сссть ис-сссточник проис-сссхождения вс-сссего.
Я нас-ссслаждаюс-сссь пес-ссснью Бога. И умираю в экс-ссстаз-зззе, от чис-ссстого удовольс-ссствия.
Потом вновь рождаюс-сссь.
ФЛЭНАГАН
Мы пьем, произносим тосты и анализируем цену победы. Самой худшей и ужасной победы. У каждого из нас ком подступает к горлу от презрения к собственному триумфу. Пусть даже маневр, такой блестяще спланированный, удался.
Представьте: самая огромная флотилия из когда-либо собиравшихся встречает крохотный пиратский флотик; миллионы кораблей против нескольких сотен тысяч. Просто не верится, что Корпорация проиграла. Но проиграла же. Мы устроили ей бойню, разрушили мозги всех доппельгангеров, до единого.
Однако гордости я не испытываю. Какая уж тут гордость. Эта битва — отвлекающий маневр, ради которого я пожертвовал всей своей армией, только чтобы сохранить себя и свой экипаж для выполнения основной миссии.
Потому-то мы и не бились, а перед лицом опасности отступили. Все остались при мне, кроме Аллии — она не захотела жить после гибели своих детей.
И вот мы празднуем победу. Утешаемся тем, что остальные погибли не зря. Праздник пустой и безрадостный, но мы все равно пьем.
Я беру гитару. Струны запрограммированы на старомодную мелодию для пианино «хонки-тонк», микрочип гитары даст оригинальный соул-аккомпанемент.
Я не стану петь блюз, он нас добьет. Выбираю евангельский гимн о надежде и искуплении:
Струны пианино на пределе; слова и мелодия звучат возвышенно.
Я добавляю в пение страсти, и кажется, будто со словами из меня выходит душа.
Голосовые связки у меня модифицированные, и звучное горловое пение дается мне без труда. Грудь словно бы разрывается, выпуская душу, чтобы та прикоснулась к нашим товарищам — и погибшим, и выжившим.
Я думаю об Аллие, о том, как она умерла, как сделала последний выбор. Мысленно вижу, как она уходит. Уходит во славе.
Я думаю обо всех погибших: о Гренделе, о Гере, о детях. Все мои дети — все сорок восемь — погибли. Я желал спасти хотя бы некоторых, самых любимых, приблизить их к себе, оставить на командном судне, даже подготовил приказ для них и почти отослал по е-мейлу, но в последнюю минуту стер. Потом снова подготовил — и снова стер, ибо не мог делить детей на своих и чужих. Я всех любил одинаково. Разве я мог уберечь любимчиков, послав на смерть остальных?! Нет! Никаких исключений. Приносить в жертву — так всех.
Я думаю о жизни и о смерти, но больше, конечно, о смерти. Аллия, Роб, мои дети с Детского корабля, моя жена с Пиксара, наши с ней дети. Мой экипаж. Друзья, любовницы. Мои жертвы. Я думаю о миллионах людей, погибающих ежегодно из-за тирании Гедира, который не заморачивается по поводу «побочных эффектов» своего правления.
А сам я до сих пор жив — мое сердце бьется, разум рождает мысли, и они несутся вдаль, обгоняя друг друга.
Единственное мое утешение в том, что скоро я тоже погибну. В нашем деле иной исход невозможен.
Я допеваю последний куплет и, сохраняя настройки пианино, перехожу к следующему гимну.
АЛБИ
Я догоняю корабли, держус-сссьс-ссснаружи, мерцая, будто с-ссолнце на волнах. По внутренней с-сссвяз-зззи с-ссслышу пение Флэнагана и предс-ссставляю, как люди у с-сссебя в каютах и з-зззалах для с-сссобраний хлопают в ладоши, подпевая ему.
Мелькая меж кораблей, с-сссреди з-зззвез-зззд с-сссгус-ссстком пламени, я с-ссслышу, как начинаетс-ссся новая пес-сссня — быс-ссстрая, с-сссильная, она з-зззвучит под аккомпанемент волнообраз-зззно нарас-ссстающей мелодии пианино. Очень прос-ссстая, о надежде. Мое с-сссердце трепещет от вос-сссторга.
Флэнаган поет. Жаль, у меня нет пальцев — я бы прищелкивал в такт.
ЛЕНА
— Что-то не так? — нежно спрашиваю я Флэнагана. Поминки закончились, все уже трезвые. Мы с капитаном в баре.