— Разрешите? — обратился к Осиповой один из народных заседателей. — Вот вы, — наклонился к Говорову, — говорите: как ребенок она хорошая. Она ведь из компании «Космоса», ваша дочь, верно?
Говоров виновато молчал.
— А мой сын, — говорил народный заседатель, — из компании «Атома». Он рассказывал мне, что ваша дочь отличается ужасающей жестокостью. Она дерется беспощадно.
— Да, — согласился Говоров. — Она дерется. Она жестокая… Но, — оживился, — она и отважная. Пожарным помогает…
Осипова улыбнулась собственным мыслям: два кинотеатра в городе — «Космос» и «Атом» с широкоформатными экранами, кондиционированным воздухом; когда в удлиненных, полукруглых залах томительно медленно зажмуривается освещение, кажется, что летишь в полуночном небе. И вот непонятным образом появились две враждующие компании — та, что собирается вечерами у «Космоса», и та, что завладела подступами к «Атому». Давно забыто, что послужило поводом для первых конфликтов, давно выросли подростки, которые в этом первом конфликте участвовали, но деление на «космических» и «атомных» живет. Они ревниво оберегают «собственные» кинотеатры и лишь в тех случаях, когда на обоих экранах идут интересные картины, устраивают перемирия.
— Вот вы говорите, — обратилась теперь к Говорову второй народный заседатель, женщина, — она отважная. Я помню, стояла с вами и с вашей дочерью в очереди за вишней. Фамилия ваша была мне незнакома, а лицо я запомнила хорошо. И подошел старый или, если быть точной, пожилой человек, чтобы купить вне очереди… Помните?
— Помню, — печально и чистосердечно ответил Говоров, опустив голову.
«Не удивительно, что помнит, — подумала Осипова. — В городе почти нет стариков. Старик в городе — редкость. Это обыкновенно гость из большого центра или из деревни. Социологи и философы, экономисты и футурологи рассуждают в печати о стариках — с кем им жить, как работать, где отдыхать, пишут о постарении городов, а в этом городе нет этих забот».
И она с захватывающим интересом дослушала нехитрый рассказ женщины — народного заседателя: будто не обыкновенный старик подошел к очереди за вишней, а абориген Новой Зеландии или даже марсианин. «Хотя, — мелькнуло, — марсианин в этом городе, где все помешаны на фантастике, никого бы не удивил».
— …и она дерзко — за руку! — повела старого человека в самый конец очереди. — Народный заседатель-женщина помолчала, потом больно съязвила: — Не из огня вытащила, а из вишен. Не понимаю до сих пор, почему мы все молчали.
— Она дерзкая, — согласился Говоров, — без бабок и дедов росла.
— А вы дочь любите? — не унималась заседатель.
— Одета, обута, — твердил Говоров. — Пианино в рассрочку.
— Мы ведь не о нарядах, а о душе, — перебила его Осипова и, пожалев, отпустила.
Потом она допрашивала родителей остальных девочек, потом уточняла ряд подробностей с Пантелеевой, и та, когда это показалось ей уместно, рассказывала о дворняге и о «сердце чистейшей породы».
Осипова. Поездки на юг, пианино для дочери… Во время суда я не раз думала о том, что, может быть, пора выработать новые критерии благополучия и неблагополучия в оценках семей… А может быть, и в оценке развития городов, подобных нашему? Но если быть точной, то последняя мысль возникла у меня не в первые дни судебного разбирательства, а в последующие, когда мы допрашивали тех, кто наблюдал.
За несколько дней до начала судебного разбирательства к Осиповой в ее маленький кабинет вошел мужчина неопределенного возраста — так часто выглядят люди, которых резко состарило горе.
— Инженер Ромашов, — отрекомендовался он. — Хочу узнать: могу ли нанять адвоката для сына?
— Не нужен ему адвокат, — объяснила судья, — он ведь не подсудимый, а свидетель. Он ведь не бил, наблюдал. И ему пятнадцать — еще не достиг возраста, когда наступает ответственность по статье за неоказание помощи.
— Но я бы хотел, чтобы рядом с ним был в суде адвокат, — настаивал Ромашов.
— Рядом с ним в суде по закону будете вы, — объяснила Осипова.
— Чем я могу ему помочь? — удивился Ромашов.
С самого начала, как только это дело было передано в суд, а пожалуй, и до этого, когда Осипова о нем узнала не из документов, а из разговоров в городе, особенный интерес, а точнее, особенную тревогу вызвали у нее не те, кто бил, а те, кто наблюдал. Эти двадцать мальчиков. Ей казалось, что они поставили перед ней острую и неожиданную загадку.