Другие никак не хотят признаться, что они обкрадывают Вальтер-Скота, Томаса Мура, Бейрона, Гёте, Биргера, Шиллера, Делавиня, Ламартина и т. п., а я охотно соглашаюсь, что я выучился толковать о ничем у молодых наших мудрецов, у модных дам и у принадлежащих к ним авторов, которые не два и не три часа говорят ничто, но всю жизнь будут говорить и писать ничто и о ничем. Так, Александр Филиппович, я подражатель, я литературный вор! Я выкрал ничто из разговоров наших светских обществ и из книг, которые вы печатаете на свой счет, лелеете за стеклом, хвалите и продаете с выгодою для покупателей, ищущих с жадностью ничего. Недавно еще, какой-то Критик, разбирая в Северной Пчеле вновь вышедшее сочинение, намекнул на меня бранчиво и насмешливо, за то, что я когда-то сказал, что каждая книга (Роман, Поема или Сказка) должна иметь цель, основную идею и, в приятном виде, разрешать какую-нибудь философическую или политическую задачу. Посудите, каково должно быть мое преступление, когда меня разругали даже в Северной Пчеле! Это едва ли не то же, если бы гости прибили хозяина в его собственном доме за то, что он посоветовал им не бегать на четвереньках по грязи и вместе с поросятами. С этих пор я решился подражать тем, которых хвалят без умолку приятели печатно и изустно, и стану писать без цели, без мыслей, без чувств, но гладенько, чистенько, – национально, т. есть, со всеми поговорками и прибаутками народными, а если можно, даже с национальною хвалою и бранью. Я твердо уверен, что пиша таким образом, я превзойду Валтьера-Скота, потому, что наши питейные дома гораздо ближе к природе, нежели Шотландские таверны.
Вы знаете, любезный Александр Филиппович, что Индейцы и последователи секты Пифагоровой верят, будто душа человека, после смерти, переселяется в скотину. Не помню, где я читал или слышал, будто это переселение душ в полной мере существует в литературном мире, и что дух великих Писателей переселяется в их подражателей, по правилам Ламайской веры. Грешный человек! я верю этому и, входя в ваш книжный магазин, всякой раз боюсь, чтобы стоящие у вас на полках Журналы, Романы, Поэмы, Драмы, Трагедии, Повести и т. п. не заблеяли не замычали и не заревели по-Английски, по-Французски, по-Немецки – и даже по-Латыни и по-Гречески! – Боюсь я от того, что сам намерен, как выше сказано, сделаться подражателем, и для достижения народности в моих писаниях, я уже принял к себе в услужение буяна кучера, пьяного Малороссийского паробка, и подружился с удалым дьячком. При сем прошу вас выписать для меня на будущий год Московские Журналы: Телескоп и Молву.