Или все же это тоже была ложь? Мне было не понять, потому что ночь за ночью, до тех пор, пока лето не уступило место осени, я вынужден был прислуживать Магистоуну. Я был его единственным слушателем, пока он, напившись до помутнения рассудка, пытался изливать душу.
Но и у меня была тайна. В день, когда двое мужчин увели Миранду навстречу ее судьбе, я наконец выскользнул из рук Магистоуна и бегом устремился к кромке воды, успев увидеть, как Миранду — мою Миранду! — увозили прочь с острова на катере, стремительно рассекавшем утренние волны. Это был последний раз, когда я видел ее. С тех самых пор что-то во мне надломилось навеки. Из юноши я превратился в старика. Без ее невинного чистого тела мое собственное, как мне казалось, начало увядать. Как все-таки ужасно постижение мудрости!
После того как главный смысл жизни был для меня утрачен, я и думать перестал о том, чтобы покинуть остров, где некогда испытал счастье. В тот день мрачный грузный Магистоун — я увидел его, заглянув в окно кабинета — сидел во мраке и писал свою бесконечную жутковатую книгу. Я же лежал в Райском Овражке и переписывал шекспировский шедевр, пытаясь приспособить его к своему безутешному горю.
Шекспир совершил великую ошибку. Шекспир ничего не понял. Я говорю это о великом драматурге, рискуя тем самым навлечь на себя насмешки окружающих. Но он, сказавший «зрелость — это все», забыл о своих же собственных словах. Теперь я знал, какой конец должна иметь его знаменитая пьеса.
Это история Калибана. Нескольких человек, потерпевших кораблекрушение, выбросило на берег острова. Среди них Фердинанд, сын неаполитанского короля. Просперо сжег свою книгу и должен покинуть остров. Он забирает с собой Миранду, которой предстоит стать женой напыщенного щеголя Фердинанда. Ее желание никем не принимается в расчет. Отец давно решил, что этот брак обязательно будет заключен.
Все собираются на берегу, где моряки готовят к отплытию корабль, который доставит их к галеону, стоящему на якоре в бухте. Вскоре Калибан останется один на острове, принадлежащем ему по праву.
Но затем — этого великий бард не мог предвидеть! — Миранда вырывает руку, освобождаясь от Фердинанда, и убегает! Спасается бегством! Прячется в овраге среди зарослей гречишки. Солдаты бросаются на ее поиски, однако наступает ночь. Благословенная, все скрывающая ночь. Кроме того, начинается прилив. Фердинанду — без невесты — и его свите приходится покинуть остров. Когда становится совсем темно и мир освещают лишь звезды, Миранда понимает, что лодка отплыла, и выходит из своего убежища. Стоя в дубовой роще, она громко зовет своего Калибана, этого сына природы, сделавшего ее девичьи дни такими счастливыми, познакомившего ее стайными радостями острова, чистыми родниками, в которых они купались обнаженными, показавшего места, где водятся кролики, научившего находить грибы, которые, если их пожевать, превращали их мир в златой чертог наслаждений.
Он откликнулся на зов и пришел к ней, крепкая массивная фигура, окутанная тьмой, и отвел ее в свою пещеру. В ней они и стали жить, свободные от всех запретов и ограничений.
Калибан поет песню своей прекрасной находке.
Миранда родила ему детей. Так сбылись слова, вложенные Шекспиром в уста Калибана, ибо, когда Просперо обвиняет Калибана в намерении обесчестить его дочь, тот смеется и отвечает: «Не помешай ты мне, я населил бы сей остров Калибанами». Теперь задуманное свершилось — по взаимному согласию и ко всеобщему удовольствию.
Малышня резвилась среди мирных лощин острова или барахталась в воде на берегу. Некоторые из ребятишек научились плавать прежде, чем сделали свой первый шажок по суше. Для Миранды и Калибана это время было Золотым веком на острове, где они оба провели свои младые дни, где встретились когда-то.
Так прошло десять лет. В один прекрасный день на остров вернулся принц Фердинанд. Годы, что он провел, общаясь с продажными женщинами, нисколько не умалили его страсти к Миранде. Он стал богат, унаследовав корону неаполитанского монарха. Он роскошно одевался. Ценой немалых усилий он сохранил стройность фигуры. Лишь лицо Фердинанда избороздили морщины, свидетельства того, что юность уже почти ушла.