– Нет! Ты не можешь уехать сегодня, пусть кто-нибудь другой…
– Катрина, я – офицер армии, а не капризный ребенок. Ты должна понимать, ведь я предупреждал тебя!
Но ее душу переполняла какая-то необъяснимая паника:
– Перси, я боюсь! Ну пожалуйста, только не сегодня! Скажись больным, придумай что-нибудь…
– Катрина! – Несмотря на жалость к обезумевшей от страха жене, он взял ее за плечи и строго заглянул в глаза. – Я должен ехать. Прошу тебя, любимая, возьми себя в руки! – Перси поцеловал жену, но она была безутешна.
Неприятные предчувствия нахлынули на нее, когда они садились на коней. Должно быть, ему передались переживания Катрины. К тому же день был мрачным, промозглым, и небо сплошь затянуто тучами. Небольшая группа разведчиков двинулась на восток, в сторону деревни, расположенной неподалеку от Филадельфии. Предполагалось, что в одном из фермерских домов британцы держат запасы оружия и медикаментов.
Через два часа янки были у цели. Перси велел людям спрятаться за деревьями, а сам пробрался к вражескому лагерю, чтобы определить, сколько в нем насчитывается врагов, одетых в красные мундиры. По его предположению, их оказалось около двадцати человек. Его летучий отряд насчитывал всего десять. Но они обучились у индейцев бесшумному передвижению в лесах и приемам неожиданной для врага стремительной атаки.
Командир приказал отряду окружать противника:
– Уэлш и Тремейн – зайти со стороны амбара, Серн и Худ – встать напротив подвод.
Через несколько секунд без шума были сняты все часовые, и патриоты оказались у цели.
Операция прошла блестяще. Больше никого не убивали: Перси велел лишь очистить хранилища, а оставшихся в живых красномундирников отпустить с миром.
Но когда янки собирались в обратный путь, вдруг откуда ни возьмись появился отряд британских войск. Это были не тыловые маркитанты, а настоящие солдаты. Перси выругался и отдал приказ готовить мушкеты к бою, но неожиданно амбар вспыхнул.
Подчиняясь приказу командира, Худ с четверкой молодцов помчались прочь из горящего помещения, чтобы поскорее угнать нагруженную подводу и спасти то, ради чего предпринималась вылазка. Перси с остальными бойцами стали прикрывать их отступление.
А сарай пылал, и дым от пороха, смешиваясь с дымом от пожара, поднимался к низким темно-серым небесам. Между залпами перестрелки Перси успел крикнуть несколько слов товарищам. Он решился на прорыв.
Они прорвались. Солдаты успели, выбежав из горящего амбара, вскочить на лошадей и помчаться по засыпанному порохом снегу. Не прорвался только Перси. Вдруг ему в плечо впилась мушкетная пуля. Показалось, что пожар начался в ране, быстро распространяясь по телу. Вторая пуля угодила под левое ребро. Этим выстрелом ослабевшего Перси вышибло из седла, он без чувств свалился на покрытую снегом землю.
А потом долго, казалось, очень долго, он ничего не ощущал. Но едва открыл глаза, как увидел ее.
Лицо Катрины склонилось над ним. Глаза были полны слез. Держа мужа за руку, она отирала грязь и кровь с его лба. Она была так красива… Меховой капюшон обрамлял ее лицо… Перси хотел дотронуться до лица.
Но вдруг она отвернулась, глядя куда-то вверх. С трудом подавляя дикую боль, Перси проследил за ее взором.
Они были окружены. Окружены группой британских солдат.
Перси хотел встать, защитить жену… Но густое, темное облако, похожее на дым пушечного выстрела, окутало его. Он почувствовал, что теряет сознание. Тьма сгущалась. Он хотел заговорить, он хотел встать, он хотел бороться…
– Ай-ай-ай, кого мы видим? – раздался чей-то бодрый голос. – Не может быть! Это же леди Сеймур!
Перси слышал только, что Катрина вскрикнула, словно от удара, и сказала, что она больше не Сеймур.
Она знала этого человека. Перси сразу понял, что знала.
Но тут полнейший мрак поглотил его.
Глава 20
Он услышал хлопки и проснулся. Однако сеанс гипноза отнюдь его не взбодрил, а боль стиснула голову, и Брент едва сдержал стон. Раздраженно буркнув, он крепко сдавил виски пальцами и опустил ноги на пол.
– Брент! – В голосе Гейли звучал страх, какого ему еще не приходилось слышать. Она подбежала к мужу, опустилась на колени и взяла его руки.
– Черт побери! – рявкнул он, чуть не корчась от боли. – Неужели нельзя оставить меня в покое?
Изумленная Гейли отскочила. Брент видел ее обиду, и ему стало стыдно, но он был не в состоянии просить прощения – так раскалывалась голова.
– Вы помните, что с вами было? – спросила доктор Кларк.
Он наградил ее убийственным взглядом:
– Нет. Я заснул, а теперь проснулся с такой мигренью, от которой, кажется, вот-вот умру. Поэтому прошу меня простить.
Мак-Келли зашагал к выходу так быстро, как только позволяло его состояние, желая лишь одного: остаться в одиночестве, проглотить целую пачку аспирина и засунуть голову под холодную воду.
– Брент! – окликнула его Гейли.
– Ну?!
– Ты правда ничего не помнишь? Ты рассказал, что был этим человеком, тем самым Перси, ты…
– Ради Бога, Гейли, нельзя ли повременить с этим! Неужели ты не видишь, в каком я состоянии?
Он вышел, громыхнув дверью. Гейли, готовая разрыдаться, беспомощно протянула руки к доктору Кларк:
– И что? Какой толк в этом? Ни я, ни он ничегошеньки не помним, ничего! Он никогда не поверит. Он не хочет верить.
Марша Кларк расправила юбку и грустно промолвила:
– Но Рим построили не за один день, дорогая моя миссис Мак-Келли.
– О Господи! – вдруг ахнула Гейли и бросилась в холл, оттуда – через новую кухню, вдоль колоннады – в старую кухню. Здесь она присела перед дверцами буфета и достала старинные свитки. Вбежав с ними в гостиную, Гейли развернула рисунки:
– Смотрите! Смотрите сюда! Я купила их потому, что они очень похожи на работы Брента. Ведь это же его работы, верно?
Доктор Кларк с минуту колебалась.
– Похоже на то, – пробормотала она и улыбнулась пациентке. – Так же как и последние его картины, я полагаю, являются портретами Катрины.
Гейли вдруг с размаху села на диван, словно ноги ее подкосились:
– Но это же… Это же я. Я же ему позировала, сидела перед ним…
– Но женщина на его полотнах не похожа на вас. Вернее, не совсем на вас похожа.
Гейли бессильно откинулась на спинку дивана. Вдруг ей стало нестерпимо страшно и больно. Как жутко было смотреть на Брента! Как ужасно! Она до сих пор не могла прийти в себя от его стонов и судорожных движений, будто сама ощущала боль пулевого ранения.
– Не понимаю, – всхлипнула она. – Перси остановился, потому что умер? Или не мог больше говорить? Но если все, что мы рассказываем, – правда, то отчего же он так ненавидит меня? То есть Катрину? Должно быть, она безумно любила его, если последовала за ним даже на войну? Но почему тогда?..
Марша тихо вздохнула:
– Не думаю, чтобы наш Перси на этом умер. Напротив, мне кажется, что как раз в этот момент начинается самое главное и самое загадочное. Но и вы, и Брент отказываетесь продолжать. Катрина добровольно и откровенно повествовала об их жизни до свадьбы. Она утверждала, что потом была необычайно счастлива, однако так же, как и ее супруг, наотрез отказалась поведать о дальнейшем. А Брент… Похоже, с ним происходит то же. Должно быть, случившееся несчастье – ибо это не что иное, как несчастье – непомерной тяжестью легло на ваши души. Даже под гипнозом вы не соглашаетесь раскрываться. – Марша свернула кальку. – Можно взять рисунок? Обещаю вскоре вернуть. – И, поставив свитки на пол возле стула, доктор Кларк взяла один из них в руки.
– Да, да, конечно, – рассеянно отозвалась Гейли и поглядела на Маршу. – Но что же мы будем делать? – в отчаянии прошептала она.
– Я скажу тебе, что мы будем делать, – внезапно раздался из дверного проема голос Брента, – мы уедем из этого проклятого дома.
– Что? – Гейли в изумлении обернулась к мужу. Он стоял, прислонясь к дверному косяку, с бокалом в руке. Вид у него был изможденный и осунувшийся. – Не желаете выпить, доктор Кларк? – приподняв бокал, спросил Брент.