Выбрать главу

- Теперь я понял, откуда взялось высказывание "назойливая свинья", сказал он.

Мы позавтракали в другом кафе и принялись изучать нашу карту Восточных Штатов.

- Я уже устал от всего, что на севере, - сказал я. - Давай перемахнем куда-нибудь в южный Иллинойс, Айову или Миссури. Нет, не в Иллинойс. Я устал от Иллинойса тоже.

- Куда хочешь, - сказал Стью. - Мы можем еще попробовать здесь прыжок с парашютом и посмотреть, что будет тогда. Ведь вчера был неплохой денек, а мы еще не пускали в ход этот наш коронный номер.

Позже в этот день Стью грузно стоял на крыле, держался за подкос и смотрел вниз. Он должен был приземлиться в центре поля, но на высоте дул сильный ветер, и поэтому было решено пролететь еще полмили на восток от предполагаемого места приземления. Я подумал даже, что можно было отказаться от прыжка, но он упрямо стоял на крыле и показывал мне жестами, куда лететь. Первый заход над полем оказался не таким, как он хотел, к тому же ситуация усложнилась тем, что небольшое облачко скрыло от нас взлетную полосу. Мы зашли еще на один круг, чтобы попытаться вновь.

Когда Стью стоит на крыле, поток воздуха вокруг самолета становится совершенно неправильным... стабилизатор дрожит и подпрыгивает, а ручка управления вырывается из рук во время резких порывов ветра. Полет с ним на крыле всегда представляет собой испытание, но сегодня особенно, потому что нужно было описать круг под сильным ветром, когда рули едва поворачиваются от перегрузки, вызванной несимметричным воздушным потоком.

Облако медленно отползло, и поле снова открылось для обзора. Теперь Стью хорошо видел место своего будущего приземления. Он кивнул, чтобы я летел на два градуса правее, еще на два градуса правее, а затем раскрыл пакет с сигнальным порошком "Кинге Рэнсом". Порошок рассыпался в воздухе длинным белым шлейфом, который проходил рядом с нашим инверсионным следом на высоте 4000 футов. Затем он прыгнул, продолжая высыпать порошок.

Я сбросил газ и сделал крутой вираж вправо, чтобы наблюдать за ним. Никогда не смогу смотреть спокойно, как он падает вниз. Я всегда хочу, чтобы он поторопился и раскрыл парашют.

Стью был похож на ракету, запущенную в обратную сторону. Вначале он стоял и ждал на крыле, затем полетел вниз и сейчас преодолевал свои звуковые барьеры и входил в зону повышенного давления.

Наконец он прекратил вращаться и кувыркаться в воздухе, потянул за кольцо - и вот над ним раскрылся купол. Удачный ход! Он, выровнявшись на ветру, прицелился в свою травяную мишень и упал прямо в ее центр. После приземления он сразу же вскочил на ноги, чтобы парашют выпустил воздух и распластался по земле.

К тому времени, когда я приземлился, он был уже готов запрыгнуть в кабину, чтобы немного прокатиться.

- Великолепный прыжок, Стью!

- Наверное, самый удачный. Получилось как раз так, как я задумал.

Нас ждала толпа, и я настроился на длинный рабочий день. Но не тут-то было. Только пятеро были не прочь полетать, хотя один мужик вручил Стью десятидолларовую бумажку со словами: "Покатаете меня на все деньги?" Мы провели с ним 20 минут в небе, и он все не уставал смотреть вниз.

Один из местных фермеров был последним, с кем мы летали в это утро. С высоты его дом и поля были ярко-зелеными после дождя, но он не смотрел на них, а думал - я мог прочесть эти мысли по его лицу: "Это моя земля, это то место, где я прожил столько лет. Поблизости, конечно, есть пятьдесят других похожих мест, но из них только это мое, и каждая его пядь дорога мне".

Мы сделали обеденный перерыв, когда пассажиров больше не осталось, и подъехали к городу вместе с молодым человеком, который летал с нами, а затем задержался еще на некоторое время, чтобы посмотреть, как летают другие.

- Да, я завидую вам, ребята, - сказал он, когда мы свернули на шоссе. - Вы летаете везде и, наверное, повидали много девушек.

- А как же, немало повидали, - ответил я.

- Слушай, я хочу полетать вместе с вами. Но моя работа связывает меня.

- Так ты бросай работу, - сказал я, испытывая его. - Приходи и летай!

- Этого я сделать не могу. Я не могу бросить работу...

Он не выдержал испытания. Даже девушки не могли оторвать его от работы, которая его связывала.

Когда мы вернулись после обеда, я заметил, что биплан немного запачкался. Я выбрал тряпку и начал вытирать серебристый капот.

- Почему бы тебе не сделать то же самое с ветровыми стеклами, Стью? На них налипло столько грязи, что наши пассажиры едва могут видеть дневной свет.

- Хорошо.

Во время работы мы поговорили и решили остаться в Пекатонике до конца дня, а улететь завтра утром.

Попятившись назад, я осмотрел аэроплан и остался доволен. Теперь он выглядел намного привлекательнее. Но вдруг я заметил, что в тряпке, которой пользовался Стью, было что-то знакомое...

- Стью! Эта тряпка - ЭТО МОЯ ФУТБОЛКА! ТЫ ВЫТИРАЕШЬ МОЕЙ ФУТБОЛКОЙ!

От неожиданности он открыл рот и замер.

- Она была среди всех других тряпок, - подавленно сказал он. - Она выглядела такой... ветхой.

Он развернул и беспомощно показал ее мне. Это была больше не ткань, а клейкая масса маслянистой грязи.

- Прости, я не хотел, - сказал он.

- Ну и черт с ней. Продолжай, три дальше. Это была моя единственная футболка.

Поколебавшись какое-то мгновение, он еще раз взглянул на футболку и продолжил вытирать грязь.

- Вначале я подумал, что это даже забавно, - сказал он. - Тряпка, и такая чистая.

Метод А продолжал давать нам пассажиров и после обеда в этот день. Первыми пришли те двое - фермер и его жена, - которые жили возле взлетной полосы.

- Все это время мы наблюдали за вами и убедились, что с вами летать довольно безопасно. Вот мы и решили тоже рискнуть.

Полет им понравился. Мы как раз кружили над их домом перед посадкой, когда к дому подъехала машина, из которой вышел человек и постучал к ним в дверь.

Женщина улыбнулась и указала на него своему мужу. Их гость терпеливо ждал у двери, что ему ответят. Ему и в голову не могло прийти посмотреть вверх, чтобы увидеть своих друзей в небе на высоте в тысячу футов.

Когда мы приземлились, женщина, смеясь, побежала к нему, чтобы не дать ему уехать от пустого дома.

Затем наш бизнес перестал работать, хотя несколько человек и стояли поблизости, чтобы полюбоваться бипланом. Один пожилой мужчина подошел к нам и заглянул в кабину после того, как я заглушил мотор.

- Вы слышали когда-нибудь о Берте Снайдере? - спросил он.

- Скорее всего, нет... а кто такой Берт Снайдер?

- В 1923 году был такой Цирк Берта Снайдера. Он приезжал в этот город давать представления. А вместе с ним прилетали аэропланы, великое множество аэропланов. Мне тогда завидовали все другие дети. Я летал на одном из аэропланов и разбрасывал повсюду маленькие рекламные приглашения. Ну и цирк же был тогда. Почти все жители города собирались на представления, от которых у зрителей захватывало дух... это был старый Берт Снайдер.

- Да, это было, наверное, здорово.

- Конечно... здорово было тогда. Вы ведь знаете, что эти мальчишки, которых вы катаете, будут помнить о дне своего первого полета в течение всей своей жизни. Да, они будут летать на реактивных самолетах по всему миру и говорить своим деткам: "Помнится, когда я впервые поднимался в воздух летом 66-го на старом биплане с открытой кабиной..."

Конечно, он был прав; он был прав наверняка. В конце концов, мы здесь не просто зарабатываем деньги. В скольких альбомах для записей и дневниках обрели бессмертие эти "Великие Американцы"? В скольких мыслях и воспоминаниях спят сейчас наши образы? Внезапно я почувствовал вес истории, вечности, покоящейся на нас всех.

В этот момент подъехала еще одна машина. Это был наш друг-танкист. Он привез свою жену, чтобы она тоже полетала в аэроплане, но как только она вышла из машины, она начала заливаться смехом.

- Это тот... аэроплан... на котором ты хочешь, чтобы я полетела?