Он покачал головой, стукнул кулаком по столу и выпил еще немного. Виски развязало ему язык и он продолжал:
- Катька помогала ему. Я хотел остановить их, поймать Екатерину на некомпетентности, но у меня ничего не получалось. Она работала так, что комар носа не мог подточить. Я не мог потерять свои имидж Александра Македонского, но она никогда не давала мне повод усомниться в ее квалификации экономиста. А я, как дурак, пытался ей навредить, чтобы только лишний раз побыть в ее каморке, слышать ее голос… И всегда, слышите, всегда у меня заканчивались аргументы! Последнее слово всегда оказывалось за ней!
Он допил бокал и с силой поставил его на стол.
- Вы сказали, что хотели стать президентом. Почему не стали? И кто этот выскочка?
Воропаев сжал бокал так, что у него побелели пальцы. Саше показалось, что сейчас он его раздавит, как ореховую скорлупу.
- Это Жданов… Мой вечный соперник. Мы знаем друг друга с детства, наши семьи дружили, а отцы организовали фирму. Сколько себя помню, я пытался его обойти. Но он оказывался хитрее, изворотливее. Я поклялся у могилы отца, что продолжу его дело. Но у меня ничего не получилось.
- В таком случае, почему Вы просто не объяснились с Катериной, что любите ее? Вы разве не понимаете, что причиняли ей боль?
Воропаев посмотрел на собеседника черными, как маслины, глазами и горько усмехнулся:
- Он и здесь меня обскакал! Она была влюблена в него. Влюбилась в него, как кошка, с первого взгляда! Я это сразу заметил, как она смотрела на него, как она выполняла все его дебильные распоряжения. А когда в конце концов, фирма обанкротилась, она и тут пришла ему на помощь! Взяла на себя ответственность организовать новую фирму, чтобы взять на себя часть долгов Зималетто…
Не понимаю, что в нем бабы находят… Такого редкостного недотепу поискать еще нужно….
Он отпил еще глоток и заговорил быстро и сбивчиво:
- Однажды она нарядилась, как попугай… Представьте себе нелепый желтый пиджак, прическа в стиле “взрыв на макаронной фабрике” и какой-то дикий, несусветный макияж, как боевая раскраска индейца. И все это было сделано ради этого проходимца! Она порхала по кабинету, ждала своего Андрюшеньку, чтобы сразить его наповал… Я этого не мог вынести и высказал ей все, что думаю, о ее попугайском прикиде. Я видел, что мои слова ранят ее, причиняют ей боль, по ее щекам катились слезы. А я все говорил, и говорил обидные слова и никак не мог остановиться. Вошел Жданов, но мне легче не стало. Мы наговорили друг другу кучу гадости и я ушел. Понимаете, я потерял голову! Еще ни одна женщина не заставляла меня столько думать о ней. Обычно я приходил и брал все, что мне нужно. Я презирал женщин, считал их пустоголовыми куклами, которым нужны только мои бабки… И тут мне попался этот крепкий орешек. Каждый раз, когда я смотрел на нее, ее глаза были стальной клинок, но я не мог отвести взгляда. В своих фантазиях я целовал ее губы, я сходил с ума, ночами разгадывая, какая у нее фигура, ноги… Однажды она упала, ее юбка задралась и я увидел, что ножки у нее довольно стройные… С тех пор я совсем потерял покой.
Он замолчал и стал смотреть в одну точку перед собой.
- Что же было потом?
Воропаев усмехнулся, причем уголки тонкого рта поползли вниз:
- А потом… Потом она исчезла. И появилась… Какая-то другая. Нет, она не изменилась внешне… Но все равно стала какая-то другая. Исчезла теплота из голоса, из глаз… Это была Катя, и в то же время как будто другой человек.
- Она вернулась к Жданову?
- Нет… Сейчас она ни со мной, ни с ним. Он сам ее искал. Говорят, он пил и дрался. Однажды его так отделали, что на нем живого места не было. Он сам исчез на несколько дней… Его мать перевернула всю Москву, искала этого забулдыгу.
Саша усмехнулся. Уж он-то знал, где все время был Жданов. Воропаев продолжал свои душевные излияния:
- В один прекрасный день она тоже исчезла. А потом… потом, когда отец Жданова созвал очередной совет директоров, она пришла, прекрасна, как никогда. Она совершенно изменилась и внешне, и внутренне. Я любовался ею, впрочем, как и мой вечный соперник… Он вообще был в ауте. Но она на него даже не смотрела. Вы думаете, это тешило мое самолюбие? Вовсе нет! Мне хотелось застрелиться, утопиться, что угодно, только бы не видеть ее такой!
- Сегодня, я так понимаю, была очередная попытка объясниться?
- Да! И она опять закончилась фиаско. Такой я идиот, и вовсе никакой не Македонский. Я предложил ей… секс! И она швырнула мне эту купюру в лицо.
Он снова взял смятую пятисотку, расправил ее и аккуратно разложил на столе.
Помолчав, он добавил:
- Наверное, я никогда не научусь обращаться с женщинами… Весь наш разговор сразу пошел наперекосяк! Казалось, ей нравилось жалить меня словами, а я пытался сделать вид, что мне все равно. Но все же я старался обратить все в шутку. Кажется, у меня не получилось. Никогда не получится…
Он покачал головой и замолчал, смотря сквозь собеседника. Александр достал портмоне из кармана и протянул ее Воропаеву. Он схватил ее:
- Это… Это же та самая, Катенька! Откуда у вас эта фотография?
- Мне ее дал Жданов. Вернее, не совсем дал… В общем, это долгая история… Я дарю эту фотографию Вам, Александр Юрьич.
- Потрясающе! У меня нет слов! Стоп! А откуда вы знаете Жданова?
- Одно время я работал барменом на Арбате… Ваш компаньон туда часто захаживал. Так получилось, что эта фотография осталась у меня. Я пойду, Александр Юрьич … А Вам желаю найти свою половину…
- Нет! - воскликнул Воропаев. - Никто не сравнится с ней. Боюсь, что я никого не смогу полюбить в этой жизни больше, чем ее…
Они распрощались. Воропаев остался сидеть за столом, разглядывая карточку. Он долго-долго на нее смотрел, как будто пытаясь запечатлеть изображение в памяти с фотографической точностью.
Саша быстренько переоделся, открыл портмоне и посмотрел в отделение, где еще несколько минут назад лежала фотография. У него было такое чувство, как будто у него отобрали какую-то частицу его жизни. Но раздумывать было некогда, в машине его ждала Марго.
Он вышел из ресторана через черный ход и к машине пришлось идти кругом. На парковке машин было очень мало. На крыльце он снова увидел Воропаева. Тот курил, смотря в вечернее небо. Тлеющий огонек сигареты периодически вспыхивал, освещая тонкий чеканный профиль Александра “Македонского”, как на древней монете.
Марго спала, свернувшись калачиком на переднем сидении.
- Саша! Ты пришел… Я, кажется, уснула…
Она сладко потянулась и опустила ноги на резиновый коврик, где стояли ее туфли.
Александр поцеловал ее долгим поцелуем, а потом завел двигатель:
- Поехали! У нас с тобой куча дел.
- А что тебя так задержало?
- Да так… Знакомого встретил. Ну все, поехали. Мы потеряли кучу времени! Я люблю тебя, Марго! И никогда, слышишь, никогда не дам тебя в обиду!
Девушка удивленно приподняла бровь. Ее Саша, всегда такой спокойный, был какой-то расстроенный, взвинченный. Интересно, что произошло за те полчаса, пока он отсутствовал? Ничего, она знала, как ему можно помочь.
Шурша покрышками, машина управляющего влилась в поток машин на шоссе. Воропаев смотрел им вслед, затем вытащил из внутреннего кармана фотографию. Он хмыкнул, открыл свою машину и устроил фотографию на панели приборов. Выехав на шоссе, он поехал по направлению к городу.
***