После очередного пинка под зад я не выдержал.
— Эй, может хватит уже меня колошматить? Я и так иду. — Я хотел было взглянуть ему в глаза, но не тут-то было. Я даже удивился — как он так хорошо целится по моему заду с его-то челкой.
— Говну слова не давали, — коротко ответил Собака.
— Знаешь в чём твоя проблема? — Я поднял руки и завел их за голову. — Ты слишком напряжен. Расслабься. Ты давно последний раз с девушкой сексом занимался?
Майк не ответил.
— А то у меня есть одна на примете. Такое удовольствие доставляет, на седьмом небе будешь, гарантирую. Не за бесплатно, конечно, но если скажешь, что ты от меня, она сделает тебе неплохую ски…
Договорить мне не дали. Майк резко развернул меня к себе и врезал мне головой по носу. Я упал на пол. Нос пронзила резкая боль, и кровь потекла из него, заливая губы и окрашивая мой тюремный комбинезон в красный.
— Зачем же так грубо? Сказал бы сразу, что ты из этих.
Я попытался встать, но Собака со всей дури въехал мне ногой по рёбрам, выбивая из легких весь воздух. Я прохрипел и снова повалился на пол. Боль была жуткая. Майк наклонился ко мне и схватил за волосы.
— Скажешь ещё хоть слово, и я тебя так уделаю, что мамка родная не узнает.
Я смотрел ему в лицо, абсолютно ничего не выражающее. Меня переполняла злоба. Так хотелось врезать ему по его похерфейсу, меня аж трясло. Не знаю, стоило ли ему сказать, что мамка моя уж как лет четырнадцать лежит в гробу, и сейчас ей явно не до меня. Я усмехнулся. В какой-то степени всё, что со мной происходило, меня забавляло. Это напоминало мне жизнь в детском доме, в который нас с сестрой отправили после смерти матери. Там меня тоже били почём зря, однако тогда я хотя бы мог защищаться. Здесь же у меня власти не было.
Блондин вывел меня из нахлынувших воспоминаний очередным ударом по ребрам.
— Давай вставай, мразь! — он взял меня за грудки и поставил на ноги.
Я еле устоял — голова кружилась, грудная клетка болела, а из разбитого носа всё еще текла кровь. Немного отдышавшись, я всё же пришёл в себя, вытер рукавом комбинезона кровь с лица и пошёл дальше по коридору. Майк больше не отвешивал мне пинков, а лишь изредка подталкивал меня рукой в спину, заставляя шагать быстрее.
В конце коридора я увидел двух вертухаев, стоявших возле решетчатой двери. Они о чём-то болтали, на их лицах играла улыбка, и в тусклом свете потолочных ламп они казались мне двумя чертями, вылезшими из преисподней, чтобы забрать с собой очередную заблудшую душу.
— Эрд, Гюнтер! — те двое обернулись на голос Майка, и я смог разглядеть их получше.
Первый был блондином с небольшой бородкой, прямым аккуратным носом и слегка прищуренными глазами. Ростом он был повыше меня, но явно не дотягивал до здоровяка Майка. На нём была стандартная форма охранника, состоящая из черных брюк, заправленной в них темно-синей рубашки, облегающей его стройную подтянутую фигуру, и фуражки. На ноги были надеты кожаные черные ботики, судя по блеску, новые. К поясу с правой стороны была привязана дубинка, и по её внешнему виду я сразу понял, что она не раз была в действии. Слева была видна кобура с черным пистолетом в ней.
Второй был брюнетом моего роста с коротко подстриженными волосами. Он был уже в плечах, с круглыми глазами и чуть вздернутым носом. Его лицо напоминало мне морду лемура, их часто показывали по телеку в программах о животных. На нем была точно такая же форма и фуражка, черные ботинки, но менее вычурные, а к поясу были прикреплены такие же дубинка и кобура с пистолетом.
— Привет, Майк! — первым подал голос блондин. – Что, привёл новую пташку?
Блондин и Лемур засмеялись. Их хохот был полон злорадства и призрения. Так хотелось, чтобы они захлебнулись своими слюнями.
— Ага, — все трое посмотрели на меня.
— За что его? — спросил Лемур.
— Пять лет за убийство. — Майк толкнул меня, и я влетел в решетку. — Любимчик Пиксиса.
— Важная персона, — Лемур присвистнул.
— Оставляю его на вас. Проследите, чтобы он дошел до своей камеры. У меня еще дела.
С этими словами здоровяк пожал вертухаям руки и, развернувшись, пошёл в обратную сторону. Я смотрел ему в спину, пока его силуэт не растворился во мраке.
— Идём, пташка! — брюнет подтолкнул меня, и я, перешагнув через порог, пошёл по новому бесконечному коридору.
Мы плелись минут пять, пока не вошли в маленькую комнатку. Её дизайн не отличался изыском: голые каменные стены, пару люстр на потолке, стул и… всё. Но всё же на камеру это не было похоже.
— Иди, — блондин указал на небольшое окошко в стене, где была видна чья-то уродливая голова, — отметься и получи вещи.
Я подошёл к окошку. На меня смотрел лысый старикашка с густыми белыми бровями и такого же цвета усами. Очки съехали на кончик носа, посему он щурился, пытаясь разглядеть моё лицо.
— Фамилия и имя, — его голос был скрипучим и сухим.
— Эрен Йегер.
— Эрен Йегер, — он листал список с заключенными, который к слову был настолько огромным, что по толщине мог сравниться с книгой дьявола.
Прошла целая вечность, когда, наконец, старикашка нашел мою фамилию и поставил возле неё галочку. Он дал мне ручку, и я расписался в списке, подтверждая свою личность.
— Теперь получи свои вещи.
Прозвучал скрежет, и рядом с окошком опрокинулась железная дверца. Я достал от туда вонючее серое постельное бельё, бывшее некогда свежим и кристально белым, такое же серое вафельное полотенце, длины которого дай бог хватит, чтобы обернуться вокруг пояса, металлические кружку и тарелку, а также, что меня очень удивило, зубную щетку.
— А зубные щетки у вас новые? — Я усмехнулся. — Или вы их тоже стираете?
Но в ответ я получил лишь грозный прищуренный взгляд.
— Камера две тысячи двадцать один.
— Что? Серьезно? — двое надсмотрщика, что привели меня сюда, подошли ко мне сзади и удивленно переглянулись. На их лицах снова возникла ехидная ухмылка, и мне стало не по себе. — Даже жаль тебя немного, парень. Не повезло тебе с соседом.
От последних слов внутри всё сжалось. Я представил себе сокамерника: огромного верзилу с руками толщиной как две мои ноги, уродливым лицом и бритой головой. Его нос был похож на рыло свиньи, а по всему телу были глубокие уродливые шрамы, говорящие о том, что в любой схватке этот парень выходит победителем. Я даже увидел сцены, в которых он колошматит меня день и ночь до потери пульса, а потом глумится над бессознательным телом.
Я вздрогнул. Помереть в этом вонючем питомнике мне не хотелось.
— Ступай, — меня вывели из раздумий легким толчком, — отведем тебя в твою камеру.
Мы вышли из боковой двери комнаты и направились дальше. В конце очередного коридора я увидел решётку и еще несколько надсмотрщиков. Послышались голоса, и, по мере приближения, они становились всё громче и громче, перерастая в оглушительный рёв. Эрд и Гюнтер о чём-то переговорили с компанией тюремщиков. В мою сторону были направлены пять пар недовольных глаз. Кто-то смотрел на меня с надменным видом, кто-то хищно скалился и потирал руки, последний же и вовсе окинул меня быстрым взглядом и отвернулся, давая понять, что я здесь никто и звать меня никак.