Вокруг нее, точно полуденная горячая дымка, зарождаются легенды о горах и титанах.
Так перед глазами Марты вырастает черная гора Бандама, и ее древняя история проникает в душу девочки. Бандама — это титан, который в дни хаоса установил на острове огромный котел, где в адском пламени порознь кипели элементы, из которых в будущем возникнут демоны. Но улыбка Алькора смиряет кипение и безумие. От его заклятия бурлящий, огненный котел превратился в приют звонкоголосых птиц. „Так будет и с твоим сердцем“, — сказал Алькора Марте в эту ночь, полную сновидений.
Тени облаков пробегают по старому потухшему вулкану, и голос бога Алькора катится по ущельям, рождая в ответ неясное эхо и тоску. Марта видит себя у подножья Кальдеры, около своего дома, которого еще не существует, — она одна в аромате виноградников и смоковниц.
Неужели и вправду может стать кипящим котлом и приютом птиц сердце маленькой девочки, затерянной на острове посреди океана?»
Окончив этот отрывок, Марта с волнением перечитала его несколько раз. Но постепенно она успокоилась. При всей любви к своим произведениям, она была достаточно начитана, чтобы видеть, как много еще недостатков в ее легендах, какие они еще незрелые. Однако родные, прочитав их, поймут, что она всего лишь девочка, юная и одинокая.
Марта спрятала тетради и тут впервые ощутила холод — ведь, кроме ночной рубашки, на ней ничего не было. Сквозь разбитое стекло врывался ветер и теребил край брезента, накрывавшего старинную поломанную колыбель. Хлопанье брезента вызывало у нее озноб. Лампочка, висящая на одном шнуре, раскачивалась; в углах шевелились странные тени.
Почему-то Марта подошла к окну. Протерев рукой запылившееся стекло, прижалась к нему лицом. Она знала, что отсюда в просвете между двумя холмами виден кусочек далекого моря. Если погасить свет, то можно разглядеть, как оно блестит под звездами. Но девочка не гасила света: ночь, тишина и то, что она пришла в эту комнату в такой необычный час, вдруг испугали ее.
В стекле отражалась она сама, ее детское лицо с выступающими скулами и слегка продолговатыми глазами, подобными двум косым струям зеленой воды. В этом лице было что-то робкое и боязливое, и это еще больше испугало ее. Ей показалось, будто мебель позади таинственно поскрипывает. Она вспомнила, что стоит босиком, а ведь тут могут быть тараканы, почувствовала за спиной чье-то дыхание и человеческий взгляд, впившийся ей в затылок, — и замерла, окаменев от ужаса, глядя в темное окно. Руки у нее похолодели, сердце сжалось.
Дверь чердака открылась за ее спиной, быть может, от порыва ветра; девочка оцепенела и зажмурилась, тщетно ожидая, что новый порыв захлопнет дверь. Вдруг все это показалось ей настолько глупым, что она сделала над собой усилие и резко повернулась.
Сердце ее снова замерло, потому что на пороге и вправду стояла длинная человеческая фигура с зажженной свечой в руках. От ужаса Марта не сразу узнала свою невестку Пино, а потом облегченно перевела дух, колени стали как ватные, и ей захотелось смеяться.
Пино — это действительность. Что-то прочное, что рассеивало ночные страхи и прогоняло тараканов. Что-то очень знакомое и чуть смешное, — эти густые, по-негритянски вьющиеся волосы, распахнутое кимоно, развевающееся сзади, облепившая тело ночная сорочка. Свеча, без сомнения, только что снятая с туалетного столика, дрожала в ее неверной руке. Глаза Пино, как всегда, когда она бывала неспокойна, косили сильнее. Марте показалось очень странным, что невестка молчит. Настолько странным, что девочка заговорила первой:
— Что случилось, Пино?
Пино тяжело дышала, словно собиралась заговорить и не могла. Марта подошла ближе, но Пино, оттолкнув ее, бросилась к тому окну, где только что стояла девочка. Рука ее так дрожала, что свеча мешала ей. Она потушила пламя о стену и швырнула свечу на пол. Марта очень удивилась, потому что знала, как бережно относится Пино ко всем, даже самым незначительным вещам из своей спальни.
Конечно, Пино не увидела снаружи ничего примечательного, хотя открыла окно и высунулась в темный проем; ночной ветер растрепал ее волосы.
Марта, остолбенев, смотрела на нее. Ощущение реальности и обыденности, возникшее с приходом Пино, исчезло, словно девочка увидела невестку впервые. Марта протерла глаза.
Пино рывком захлопнула окно. Одно стекло было треснуто, оно зазвенело, казалось, вот-вот вылетит. Пино обернулась к Марте, все еще не произнося ни слова, вглядываясь в нее своими косящими глазами. Вдруг она ударила себя ладонью по лбу и принялась ходить взад и вперед по небольшому пространству, свободному от мебели. Марта подошла к ней, и снова она оттолкнула девочку так, что та задела за ящик с книгами и неловко шлепнулась на него.