Вдруг наступило тягостное молчание.
— Прочь отсюда, дети! — приказала женщина ребятишкам, столпившимся поглазеть на гостью.
Висента смотрела на красную глиняную посуду, пламеневшую на солнце, на утоптанную беленую площадку двора, на плотную фигуру женщины, глядевшей приветливо и выжидательно. В хозяйке не было ничего пугающего, сверхъестественного, и все же она была ясновидящей.
— Есть новости, Висента?
— Вам уже рассказывали?
— У вас в усадьбе люди с материка, да? Родные дона Луиса?
— Да.
— А как сеньора Тереса?
— Все так же.
— Вот если бы ее посмотрел этот человек из Тельде!..
— Да, если бы посмотрел… Ничего не попишешь. Теперь я уж и тайком не осмелюсь привести к ней кого-нибудь.
— А дочка ее вам не помогает?
— Она ни во что не верит. Может, когда вырастет… — Висента вздохнула, потом переменила тему — А вы как?
— Сами видите, Висентита: зятя на войне убили, а дочка и внуки теперь на мне…
Они снова помолчали. Гадалке едва минуло пятьдесят. У нее были красивые ноги в остроносых туфлях, застегнутых сбоку.
Вернулась ее дочь, спросила, где подавать кофе.
— В доме. Не люблю, когда подглядывают.
Они вошли в первую комнату пещеры. Комната была чисто выбеленная, теплая, на стенах в полумраке виднелись яркие календари и увеличенные фотографии. Дочь гадалки зажгла свечу и сказала, что потом принесет карбидную лампу.
Все трое пили кофе, аромат которого наполнял комнату. В глубине, за полузадернутой занавеской виднелась спальня, да и в этой комнате, служившей столовой и гостиной, у стены стояла красивая железная кровать, с позолоченными блестящими шарами и твердым накрахмаленным покрывалом. Удушающе пахло сушеными травами — запах бедного, но чистого и любовно ухоженного дома. Этот запах Висента любила не меньше, чем кофе и дым сигары, который она втягивала в себя с такой жадностью.
Дочь Марикиты вскоре исчезла, закрыв за собой дверь. Гадалка сказала ей, что лампа пока не нужна. Им с Висентой достаточно светло и при свече.
Висента незаметно разглядывала комнату. Над кроватью в одной рамке висели литография каудильо и фотопортрет солдата с круглыми глазами, расплывшимися при увеличении снимка. Между обоими изображениями желто-красной ленточкой — цвета испанского флага — был привязан букетик сухих цветов.
Гадалка проследила за ее взглядом.
— Мой зять, убитый на войне.
Висента поглядела на нее. Гадалка опустила глаза.
— Скажите, Марикита… а у вас нет портрета вашего сына, который ушел к красным?
— В спальне.
Марикита хорошо знала, что в вопросе Висенты не было ничего, кроме простого любопытства, что ее не интересовали ни красные, ни националисты[15], ни война, ни мир, что в жизни у нее была лишь одна забота.
— Вы ведь за чем-то пришли, Висентита?
— Я хочу, чтобы вы погадали на картах.
— На будущее?
— На будущее.
— Про усадьбу?
— Да.
— Все на сеньору Тересу?
— Да.
— А… что случилось?
— Я видела сон.
— Хороший?
— Плохой.
Висента дымила, как пароходная труба. Удобно устроившись на стуле с черной спинкой, она смотрела перед собой на знакомые вещи, расставленные именно так, как ей нравилось. Стулья, стоявшие в ряд у стены, в углу полочка с гипсовыми фигурками, ватная подушка для чайника с нашитой на нее головой куклы. Огонь свечи дрожал. На стене шевелилась тень гадалки, она тасовала карты и что-то шептала над ними… Подняв колоду над столом, она замерла. И профиль с горбатым носом тоже замер на стене.
— В тарелке с водой лучше видно.
— Я уже видела это три года назад, потому и пришла. Но сегодня я хочу, чтобы вы раскинули карты.
Воцарилась напряженная тишина. Глаза гадалки казались огромными. Висента поднесла к свече полупогасшую сигару. Марикита подождала, когда дым глубоко проникнет в легкие махореры и та успокоится. Потом начала. Но что-то мешало ей. Она поглядывала на дверь, на отдушину, где синело вечернее небо. Затем сосредоточивалась, раскидывала карты, смотрела, колебалась.
— Ничего не выходит.
— Попробуйте еще раз.
— Какой-то король, его ждет дорога. Это нужно?
— Нет.
— Я перетасую еще раз.
— Тасуйте.
Теперь в мире не существовало ничего, кроме этой молчаливой комнаты, вырытой в земле, где воздух был влажным, густым и нагретым, как в стойле. Этот подземный дух, как и всегда в пещерах, свежий летом, теплый зимой, ни с чем не сравним для тех, кто привык к нему. Ничего, только тени двух женщин, большие тени, одна против другой. Голова с пучком волос на затылке и голова в платке, они нагибаются друг к другу и дрожат на круглом своде.