— Поцелуй меня, Андрея, — попросила она в эту самую секунду.
Я коснулась губами ее волос и, раньше чем она успела удержать меня и поцеловать, убежала в столовую. Там уже были люди.
Я сразу увидела Глорию: одетая в старое кимоно, она кормила с ложечки кашей маленького ребенка. Глория улыбнулась мне и поздоровалась.
На душе было тяжело, словно меня придавило низкое предгрозовое небо, и, должно быть, не я одна чувствовала во рту вкус пыли, как это бывает, когда нервы напряжены.
На противоположном конце стола сидел мужчина с вьющимися волосами и приятным, умным лицом, он смазывал револьвер. Я знала, что это другой мой дядя — Роман. Дядя сразу же подошел ко мне и ласково поцеловал. Черный пес, которого я видела прошлой ночью, — он вышел следом за служанкой, — не отставал от него ни на шаг, дядя объяснил мне, что пса зовут Гром и что это его собака. Животные, казалось, инстинктивно тянулись к Роману. Даже я почувствовала, как мне делается хорошо и радостно от его сердечной щедрости. Он вытащил из клетки попугая и заставил его проделать в мою честь разные штуки. Пернатая тварь продолжала бормотать какие-то слова. Неожиданно я поняла, что это ругательства. Роман счастливо смеялся:
— Уж очень он привык, бедняга, их слышать!
Между тем Глория, позабыв о каше, глядела на нас, раскрыв рот.
Романа вдруг словно подменили, я даже растерялась.
— Видала, до чего глупа эта женщина? — сказал, вернее, заорал он, хотя, за все это время ни разу и не взглянул на Глорию. — Ты только обрати внимание, как эта зараза глядит на меня!
Я смутилась. Глория нервно крикнула:
— Вовсе я на тебя не смотрела.
— Слышишь? — Роман по-прежнему обращался ко мне. — Эта дрянь еще смеет со мной разговаривать. Бесстыжая!
Я подумала, что Роман сошел с ума, и в ужасе взглянула на дверь. На голоса вышел Хуан.
— Не вызывай меня на ссору, Роман! — закричал он.
— Ну ты, подтяни-ка штаны да заткнись! — повернулся Роман к нему.
Хуан подошел к брату, лицо у него исказилось; они стояли друг против друга, как бойцовые петухи, в позе их было что-то смешное и в то же время страшное.
— Попробуй тронь меня, — сказал Роман. — Ну, доставь мне удовольствие, попробуй…
— Тронуть тебя? Да мне бы давно убить тебя надо…
Хуан был вне себя. Вены на лбу вздулись, но с места он не сдвинулся. Так и стоял со сжатыми кулаками.
Роман спокойно смотрел на него, потом заулыбался.
— Вот револьвер, — сказал он ему.
— Не толкай меня на это! Сволочь! Не толкай! А не то…
— Хуан! — взвизгнула Глория. — Иди сюда!
Над ее головой закричал попугай, и я посмотрела на возбужденное лицо Глории, на растрепанные рыжие волосы. Никто не обращал на нее внимания. Хуан только мельком взглянул на жену.
— Вот мой револьвер! — опять сказал Роман, а Хуан все сжимал кулаки.
Глория снова завизжала:
— Хуан! Хуан!
— Молчи, проклятая!
— Иди сюда! Иди!
— Молчи!
Мгновенно гнев Хуана перекинулся на жену, он осыпал ее оскорблениями. Она тоже кричала, потом заплакала.
Роман с любопытством смотрел на них, затем повернулся ко мне и спокойно сказал:
— Не пугайся, малышка. Такое здесь творится каждый день.
Он спрятал револьвер в карман — ствол блеснул у него в руках, черный, заботливо смазанный. Роман улыбнулся мне, потрепал по щеке и спокойно вышел из столовой, а ссора между Хуаном и Глорией тем временем бурно разгоралась. В дверях Роман столкнулся с бабушкой, которая возвратилась с мессы, и на ходу обнял ее. Бабушка вошла в столовую в ту самую минуту, когда из своей комнаты высунулась раздраженная тетя Ангустиас и попросила всех замолчать.
Хуан схватил тарелку с кашей и швырнул ей в голову. Он плохо прицелился, тарелка угодила в дверь, которую тетя Ангустиас мгновенно захлопнула. Ребенок плакал и пускал слюни.
Хуан понемногу успокаивался. Бабушка, вздыхая, сняла с головы черную шаль.
И тут пришла служанка накрывать стол к завтраку. Как и прошлой ночью, эта женщина всецело завладела моим вниманием. На ее безобразном лице застыла отвратительная победоносная гримаса. Дерзко напевая вполголоса, она расстилала продранную скатерть и расставляла чашки, словно увенчивая этими действиями скандал.