— Да я о нем и говорю… — Женщина пожала плечами. — Может, я ошиблась… Поглядите сами.
Служанка вернулась в дом, а Марте уже некогда было думать о ее нелепых словах. Коридор с зелеными дверьми звал ее. Она вошла на цыпочках, почему-то стараясь не шуметь. Чуть слышно постучала в дверь, которую ей указали. Никто не отвечал, но ей послышался какой-то шепот, чье-то дыхание. Марта постучала сильнее. На этот раз ей ответила только тишина. Она дотронулась до белой фарфоровой ручки и ощутила ее холод, а дверь тем временем легко отворилась, словно приглашая войти. Сама не зная как, Марта оказалась внутри и замерла, прислонясь спиной к двери, которая закрылась за ней.
Перед девочкой было окно, около него стоял небольшой столик, а за окном в сумерках полыхало море, и вдали, у волнореза, в лучах заката розовел пароход. Это было великолепно. Море целиком заполняло маленькую безликую комнату, принося в нее свою волнующую прелесть.
Марта, очарованная и растроганная, как всегда при виде прекрасного, постепенно успокоилась. Лучше, что Пабло нет дома. Так она сможет подробнее рассмотреть его вещи.
Обстановка была очень простой. Кровать, шкаф, стоячая вешалка, умывальник — больше здесь, пожалуй, ничего бы и не поместилось. В комнате не было ни одного предмета, ни одной безделушки, которая говорила бы о вкусах Пабло; не видно было ни рисунков, ни кистей, ни красок. Ничего своего, даже окурка в пепельнице… Только непромокаемый плащ, безвольно свисавший с вешалки, напоминал о том, что комната не брошена, что где бы ни был ее хозяин, он вернется сюда и опять увидит кусочек моря, на который сейчас смотрела девочка.
Душа Марты наполнилась благочестивым восторгом, словно она стояла в церкви. Все колебания, испытанные ею по пути сюда, все соображения приличия остались позади, сгорели в этом море расплавленной меди, быстро тускневшем с наступлением темноты. Человек, живущий так просто, не может обладать тем грязным мужским тщеславием, против которого предостерегают девушек и которое туманит и омрачает искренность отношений между полами. Пабло, по словам Онесты, богатый и знаменитый, жил с монашеской простотой и интересовался такими пустяками, как легенды, написанные девочкой, никогда не покидавшей своего острова. В молодости Пабло убежал из родного дома, отказался от комфорта и обеспеченности, чтобы узнать беспокойную и суровую красоту мира. Хотя рассказывали, что жена Пабло была уродлива и экстравагантна, Марта отвергала мысль, будто он мог жениться на ней из корысти, как утверждала Онеста. Человек, любящий деньги и располагающий ими, не стал бы жить в этой голой, продуваемой морскими ветрами комнате.
В сумерках, быстро наводнявших комнату. Марта искала глазами какую-нибудь фотографию, какую-нибудь память о женщине, с которой связал себя Пабло. Будучи его женой, она должна была, по мнению Марты, обладать завидными душевными качествами. Пабло, конечно, полюбил в ней прежде всего человека… Но того, что искала девочка, в комнате не было.
Атмосфера комнаты переполняла и умиротворяла ее. Она забыла о времени. Марта едва замечала, как постепенно чернеют красные блики на поде, как растворяются в темноте очертания мебели. Она смутно чувствовала, как снаружи, за этими стенами, город живет своей обычной жизнью. Ощущала шум автомобилей, снующих по улицам, и тишину его безлюдных переулков, свет огней, загорающихся в окнах, звон церковных колоколов. Она знала, что в уютной светлой комнате уже собрались ее подруги. Знала, что она одна, что она оторвана от них. Знала, наконец, что с минуты на минуту сюда может войти хозяин и спросить, что она тут делает. Но потом, быть может, он улыбнется. Быть может, он попросит ее прочитать одну из легенд об Алькора.
А вдруг он беден и несчастен? Что знает о нем Онеста! По его виду не скажешь, что он купается в роскоши, костюмы его потерты. Если бы Марта только смогла как-то скрасить его одиночество, она считала бы за счастье, что родилась на этом острове и дождалась здесь его приезда.
В саду зажглись электрические фонари. Море совсем почернело, только небо еще светилось последними серыми отблесками. Наверху раздались шаги. Тишину дома прорезал чей-то голос. Марта испугалась.
Осторожно вытащила она из портфеля блокнот и робко положила его на стол. Потом приблизилась к плащу, висящему на вешалке, и потерлась щекой о холодную непромокаемую ткань. Зеркало над умывальником отразило ее фигуру, скользящую в полумраке. Ей представилось, что в плаще живет душа самого художника. Девочка не стыдилась своих чувств, не считала их странными. Она знала, что помыслы ее чисты и бескорыстны.