Пабло прислонился к стене. Неуверенными движениями он старался зажечь сигарету. Углы его широкого рта опустились книзу. Не скажешь, что это рот труса, но Пабло не захотел драться с пьяным задирой, когда тот оскорбил его жену. Марта подумала, что только она одна в целом мире способна оправдать его поведение.
Легкий ветерок порой приносил откуда-то теплые запахи весны. Это, наверное, благоухали цветы, выставленные в горшках на плоские крыши домов… Потом морской бриз сметал все запахи, и пахло только зимой.
— Вам, как и мне, нравятся эти улицы, верно, Пабло? Посмотрите на доску — там написано, что в этой церкви молился Колумб… Вам нравится церковь?
— Что? Что ты говоришь?.. Ты очень хорошая девочка, Да, мне нравится быть с тобой, здесь, сейчас… Знаешь, как я зову тебя? Девочка с острова… Никогда не уезжай отсюда, живи спокойно среди родных улиц и полей… Зачем тебе уезжать? На Тенерифе я познакомился с одними англичанами, тридцать лет назад они приехали на остров провести отпуск и живут там до сих пор.
— А вы?
— Я уеду… Когда-нибудь. Когда смогу… Когда буду знать, что мне делать. Можешь смеяться, Марта, над мужчиной, который даже не умеет быть мужчиной. Когда этот болван выкрикнул те слова, ты думаешь, я возмутился?.. Я знаю, он говорил правду. Нет, я не знаю, но спрашиваю себя об этом каждый день. Каждый день — вот уже два года. Если бы она захотела, сегодня она была бы со мной.
— Нет, нет, не может быть… — Марта перепугалась.
— Может… Это правда. Зачем она там, для чего?
Пабло говорил все возбужденнее, но почти не двигался. Марта, затаив дыхание, слушала его.
— Конечно, что касается меня… Плевать мне, что ее здесь нет! Гром и молния! Все, что она сделала, уже прощено… забыто. Я не хочу больше ее видеть, но только думаю иногда: а вдруг ее сейчас уже нет на свете. И тогда, девочка, у меня разрывается сердце… Я знаю, что для меня лучше никогда больше не видеть ее, и я снова начну писать в своей манере, с душой, создавать картины, полные жизни, какие нравились ей… Но для этого мне надо вернуть себе чувство собственного достоинства. Когда я рядом с ней, я этого не могу, но я хочу, чтобы она знала, что я чего-то стою… Рядом с ней я не человек, я кукла, я сумасшедший… Как я плакал! Или ты думаешь, мужчины не плачут? Я рыдал от ревности и не мог оставить ее, потому что она такая беспомощная… Да, она нуждается во мне. Нет ничего лучше, чем видеть ее слезы. Но когда настолько любишь человека, нельзя жить с ним вместе, никогда не делай такой глупости. Нельзя… Были же у меня дела поважнее, чем любовь к какой-то женщине, к ее телу, которое хочется целовать и унижать, которое отравляет минута за минутой всю, всю твою жизнь… Но теперь-то уж она меня не поймает. Пусть даже на коленях просит вернуться… Я никогда не вернусь… Ты веришь мне? Нет, если она и напишет, я не поеду. С тех пор как я здесь, от нее ни строчки. Друзья — те пишут, передают, что Мария здорова. Если она захочет, она напишет, чтобы я вернулся… Она не может быть одна — когда она потеряет то, чем живет теперь, она вспомнит обо мне… Но моя бессмертная душа тоже нуждается в спасении, как по-твоему? Есть на свете много прекрасных тел, которые не сводят с ума… А искусство — одно. Это единственная страсть, которую нельзя проституировать, нельзя забыть. Я был несчастен, несчастен до безумия оттого, что не мог писать. Теперь я могу…
Не оставалось сомнения, что Пабло пьян. Он попробовал затянуться сигаретой, и его снова начало тошнить. Он отбежал к углу церкви и наклонился там, держась за стену. Марта подняла трость, упавшую на мостовую. Теперь она не чувствовала ни малейшего отвращения. Пабло внушал ей не отвращение, а нежность. Он был рядом с ней, беспомощный, жалкий и все-таки замечательный. Она слушала его сбивчивое признание, такое искреннее в своей неосознанности, и была счастлива, что ей доверили такую большую тайну. И то, что она видела художника в таком состоянии, тоже не претило ей, а наполняло гордостью — ведь не кто-нибудь, а именно она была рядом с Пабло в эту минуту. Выпитое вино кружило ей голову, придавая всем ее чувствам необычную приподнятость. Этот день походил на странный сон.
Часы на соборе пробили один раз. Час ночи. Пабло с трудом оторвался от стены и вернулся к Марте; волосы девочки светлели в темноте.