Марта молча завтракала и ужинала в обществе Хосе и Пино и молча повиновалась, когда невестка нагружала ее какими-нибудь домашними делами. Она ожидала, что за хорошее поведение ей сократят срок наказания. Но терпение ее иссякало. Самой несносной была повинность вечерами сидеть рядом с Пино и шить. Невестке нравилось унижать девочку, и Марта действительно страдала. Но не от слов Пино, а от невозможности остаться одной, от необходимости время от времени отвечать хотя бы односложно, чтобы не слишком злить невестку. Прошло уже пятнадцать дней ее заточения, и она поняла, что больше терпеть не в силах.
— Ну и кавалер у тебя, даже записки не прислал и увидеть-то не попытался…
Так дразнила ее Пино. Обе они сидели у окна, перед ними стояла корзина с бельем для починки. Марта шила неумело, еще никогда эта работа не вызывала у нее такого отвращения. Она пожала плечами.
— У меня нет никакого кавалера, а если бы и был — что за преступление?
— Скажи это своему брату.
— Я говорю тебе, что у меня нет кавалера. Не знаю, за что меня держат тут взаперти.
— А разве я не взаперти? Но я терплю. Если твой брат прикажет, тоже будешь торчать тут и помирать с тоски.
— Я не замужем за моим братом.
Они сидели в столовой у окна. Ветер шелестел в вечернем саду, тикали старинные часы.
— Нет, — сказала Марта. — Я не стану терпеть.
Она вскочила со стула и бросила шитье в корзину.
— Немедленно иди сюда!
— Я не обязана тебя слушаться.
Пино в бешенстве подняла крик. Марта улизнула наверх в свою комнату, заперлась на ключ, бросилась на кровать и заплакала. Эти пятнадцать дней сделали ее нервной и неуравновешенной. Через Висенту она знала, что Сиксто несколько раз звонил по телефону. Но это ее не утешало: у нее с Сиксто не было ничего общего.
Когда стемнело, она услышала шум автомобиля; вскоре Хосе постучал в дверь ее комнаты. Марта открыла.
— Нельзя ли узнать, что ты сделала Пино? Она говорит, что ты ее ударила.
— И ты веришь?
Хосе не нашелся, что ответить.
— Ты должна слушаться Пино, понятно?
— Не вижу почему.
— Иначе ты пожалеешь.
— Уж не думаете ли вы отравить меня! Хуже, чем сейчас, мне не будет!
— Ты вела себя как бесстыдница, заводила романы у меня за спиной.
— Никаких романов я не заводила… Я говорила тебе это тысячу раз, но, если ты будешь держать меня взаперти, не давать ни заниматься, ни жить, тогда я действительно убегу с ним и выйду замуж, прибегнув к защите властей. Я хорошо знаю свои права.
Марта остановилась, сама испугавшись своих слов. Эти бездеятельные монотонные дни так утомили ее, привели в такое отчаянье, что она стала дерзкой и упрямой. Она была уверена, что Хосе придет в ярость от ее ответа, и поразилась, увидев, как он пересек комнату и стал у окна, повернувшись к ней спиной. Он всегда поступал так, если что-то заставляло его задуматься.
Люди обычно боятся, когда на помощь призывают право, законы, но Марта не знала этого и с удивлением смотрела на длинную фигуру Хосе, все еще стоявшего к ней спиной. Сдержанность брата была неожиданностью для Марты. Наконец он заговорил, не глядя на нее.
— Никто не собирается отнимать у тебя твое имущество… Понятно? Но когда придет время выдать тебя замуж, я сам подыщу тебе подходящего жениха. Этот гонится за деньгами. Он дурак.
Марте захотелось или расхохотаться, или ответить грубостью, но она молчала, выжидая. Так как Хосе больше ничего не добавил, она спросила:
— Когда же я могу вернуться в школу?
— Завтра, если желаешь, — последовал нежданный ответ. — Но ты должна обещать мне, что больше не будешь встречаться с этим идиотом.
Хосе изучающе смотрел на нее; Марта почувствовала, как ее переполняет огромная радость. Волнение мешало ей говорить. В конце концов она пообещала брату то, что он хотел, и поспешно закивала головой, чтобы придать больше веса своим словам.
— Я же сказала, что он для меня ничего не значит.
— Тем лучше… Но думай о своем поведении.
Сидеть за ужином, видя перед собой обиженную Пино, было неприятно. Вновь обретенное чувство уверенности помогало Марте понять, почему Пино так плохо думает обо всех, откуда в ней столько низости. Жизнь ее была невероятно скучна, а ничто так не угнетает душу, как эта серая, покорная скука. Будущее не сулило Пино ничего интересного, ее ждала только старость в этом доме. И потому она смотрела на Марту с тоскливой завистью, даже сама того не замечая. Пино болезненно завидовала всем и всему. От этого у нее как в лихорадке дрожали руки и блестели глаза.