— Я не собираюсь бежать ни с каким женихом. У меня нет жениха. Я хочу уехать одна. Я больше не хочу оставаться здесь… Вы же сами, Пабло, говорили много раз, что мне надо учиться, уехать с острова, повидать новые места…
— Я?.. Ну хорошо!.. Значит, с этим мальчиком, с которым ты ходишь, у тебя ничего нет?
— Нет… Вы, Пабло, так отличаетесь от всех… Вы… я уже говорила как-то, вы для меня высшее существо. Мне стыдно признаваться, потому что я знаю, я поступала нехорошо и вы можете осуждать меня… но я целовалась с этим мальчиком, сама не понимая, что делаю… Зато теперь, честное слово, я знаю, что не люблю его. Я хочу только уехать отсюда.
Тут Пабло увидел, что Марте действительно стыдно и что она, как это ни маловероятно, приехала сюда отнюдь не в поисках легких приключений, каких постоянно ищет — чтобы не ходить далеко за примером — ее тетка Онеста, которая, однако, умеет соблюдать приличия и не слишком назойлива. Пабло почему-то рассердился еще больше и несколько минут совершенно не знал, что сказать этой девчонке.
Когда они подошли к домику, в котором Марте предстояло ночевать, она не осмелилась и заикнуться о том, что предпочла бы спать на вольном воздухе. Она уже причинила Пабло столько хлопот! Ей оставалось только улыбаться, говоря, что тут ей будет превосходно.
В маленьком поселке пахло свиньями, экскрементами и тухлой рыбой, хотя шумящее рядом море сметало все запахи и очищало все своим свежим соленым дыханием. Домики были сделаны из камней, уложенных один на другой и ничем не скрепленных. Марту поместили в одну из комнатушек, почти целиком занятую складной кроватью, на которую постелили чистые простыни, взятые у лавочницы. В той же комнате, на одеяле, положенном на пол, собирались спать еще две женщины. Проветривать комнату можно было только через дощатую дверь с занавеской из мешковины. Снаружи дом дополняли две пристройки — открытая, невообразимо убогая кухонька и загон для свиней.
Остальные дома были такими же. Марта с восхищением посмотрела на Пабло. Она думала, какой же силой духа должен он обладать, чтобы жить в подобном месте только ради своей живописи; так живут святые отшельники в пустынях.
Перед тем как пойти спать, они посидели на пустынном берегу, бесконечно, насколько хватает глаз протянувшемся в обе стороны. Сейчас они почти не разговаривали, и для Марты эти минуты казались невероятно, невообразимо счастливыми. Пабло уже сказал, что никоим образом не собирается помогать ей при побеге, но что, если она сможет попасть на пароход, он постарается убедить эту старую клушу Даниэля, чтобы он принял в девочке участие.
— Я думаю, что это будет нетрудно…
— Да?
— Благодаря твоим материальным возможностям, сеньорита. Твои мадридские родственники обожают деньги.
— Но у меня ничего нет, никаких денег.
— Достаточно того, что в один прекрасный день ты сможешь их получить.
Марта подумала, что у нее никогда ничего не будет, ведь она не стремится стать богатой. Она хочет только одного: всегда быть такой, как сейчас, быть одиноким существом в большом мире, иметь друга, избранника души, и не владеть никаким состоянием, потому что оно связывало, стесняло бы ее. Но сказать это вслух Марта не осмелилась.
Немного погодя, под мерный шум волн и жаркие голоса цикад Пабло лениво заметил, что опасается, не повредит ли Марте это ночное приключение. Она не боится неприятностей дома? Но Марта ответила, что думает о плохом, только когда оно на нее свалится. Она очень рада, что Пабло хочет на следующее утро поехать с ней в Лас-Пальмас. А сейчас она предпочитает не думать о будущем, потому что слишком счастлива.
Пабло неожиданно и резко поднялся с песка, на котором сидел рядом с Мартой. Его движение было настолько внезапным, что сердце девочки болезненно сжалось. Всего минуту назад у нее было ощущение, будто он так же, как и она, совершенно спокоен и очарован тишиной и далекими голосами рыбаков.
— Пора спать.
Голос его звучал сухо.
Марта не решилась протестовать. Она была расстроена. Ей казалось, что окончились самые лучшие часы ее жизни.