Может быть, из-за сплетен, ходивших по деревне, свойственники всегда сторонились Висенты. Они считали, что их сын мало что приобрел, приведя в дом ее дочь, эту девушку со свежими губами и большими черными глазами.
Висенте передавали их слова, а она улыбалась. Ее дочь живет припеваючи. Толстеет себе в магазинчике, за прилавком, — просто загляденье. И что с того, если ей не дают повидаться с дочерью? Дочери хорошо. Что с того, если свойственница едва здоровается с Висентой и не зовет ее к себе? У Висенты был для нее неплохой сюрприз. Вторая дочка росла еще более красивой, ей было уже пятнадцать лет, и Висента знала то, о чем свойственники не догадывались. Она знала, что их второй сын сохнет по ее дочери.
Все шло хорошо. Вода, которую нашли на участке Висенты, привлекла к ее земле новых покупателей. В то время махорера ходила иногда в ближайшее селение, где была церковь, чтобы посоветоваться со священником о своих делах. Она вела их спокойно и хитро. Теперь она крепко стояла на ногах.
Висента забрала младшую дочь от хозяев и держала ее дома. Говорили, что она покупает в приданое всевозможные ткани и что дочка сама вышивает их. Говорили, что Висента растит ее, как сеньориту, и что это плохо кончится. Висента не мешала людям болтать. Ей нравилась бойкость ее девочки, ее веселый нрав и то, как смело она кокетничала с этим хмурым сыном лавочника, похожим на бандита. Он не решался поговорить с ней всерьез, наверное, боялся рассердить родителей. Она тоже делала вид, что ничего не замечает. Висента жила интересами дочки. Больше всего ей хотелось, чтобы девочка была довольна. И в один из дней, когда дочка сказала: «Пойдем завтра на гулянье, я хочу потанцевать», — она согласилась.
В соседнем селении готовился праздник. Туда приедут даже молодые сеньоры из Пуэрто-де-Кабрас потанцевать с деревенскими девушками и со всеми наравне заплатят, сколько полагается, чтобы попасть на танцы. Дочка Висенты, радостная, возбужденная, принялась готовить праздничный наряд. Но у матери зародилось недоброе предчувствие.
— Смотри, он все грозится. Будь осторожна.
— А мне какое дело? Он мой жених, что ли?
— Ну, хорошо.
При взгляде на дочку у Висенты становилось весело на душе. Когда она рассказывала Тересе о своей дочери, ей казалось, что девочка снова стоит у нее перед глазами — тоненькая, со свежим личиком, с большими глазами и нежными руками вышивальщицы. Приятно было смотреть на нее. Ходила она, высоко подняв голову, покачивая бедрами и скромно опустив глаза. Висента любила глядеть на нее и знала, что другие женщины завидуют ей.
В день праздника они вышли из дому еще затемно, чтобы не обжечься на утреннем солнце. Висента хорошо помнила тот день. Остановились они в соседнем селении у одного родственника.
Мужчины начали пить с самого утра, как только из церкви на улицу вышла процессия. Год был урожайным, и ром лился рекой. Головы у всех шли кругом. Деревня была полна мужчин. Пришли пастухи из внутренних районов острова; долгие месяцы они пасли скот вдали от деревень и, отвыкнув от женщин, горящими глазами провожали каждую женскую фигуру; пришли крестьяне и несколько молодых подгулявших сеньоров из города. На улицах, разгоряченные, уже опьяневшие, мужчины бренчали на гитарах и горланили песни. Женщины за окнами, опустив глаза, довольно посмеивались.
Висента тоже была довольна. В молодости она была суровой, нелюдимой, не любила развлечений, но теперь при взгляде на дочку она чувствовала запоздалое кипение крови. Ей казалось, будто тело ее пробуждается я молодеет, как старый ствол, который вдруг пустил зеленые побеги. Она жила юностью своей девочки. Она ходила за ней тенью, готовая защитить в любую минуту.
Вечером на танцах нечем было дышать; Висента сидела у стены и курила, тело ее пылало жаром; мелодичными гортанными выкриками она подбадривала музыкантов.
В квадратной комнате не было никакой вентиляции. Все пожилые солидные женщины, как и Висента, сидели вдоль стен. Оставалось только место для музыкантов и посредине, на утоптанном земляном полу, — пространство для танцующих. Побеленные стены были расписаны синькой и украшены бумажными гирляндами в мушиных следах. Над музыкантами — гитаристами и тимплистами — висело зеркало, обтянутое розовым тарлатаном. Когда оканчивался танец, женщины выпивали по стаканчику анисовой настойки и ели медовую нугу. Мужчины и старухи предпочитали ром.
Кавалеры менялись после каждого танца. Заплатив деньги за вход, принимались танцевать, а между тем у дверей образовывалась новая очередь. Два дюжих парня с дубинками следили за порядком.