— Бедненький ты мой! — закричала бабушка и побежала к ребенку.
Он стоял в кроватке, уцепившись ручонками за сетку, и хныкал… Взяв его, бабушка вернулась на поле боя.
Хуан впихнул Глорию, в чем та была, в ванну и пустил душ. Голову он задрал ей так, что, раскрой Глория рот, ей пришлось бы нахлебаться ледяной воды.
— А вы — марш в постель! — заорал он на нас. — Нечего вам нос совать.
Мы не двигались. Бабушка умоляла:
— Очнись, Хуан! Ну хоть ради твоего сына, ради маленького…
Неожиданно Хуан выпустил из рук Глорию — она уже не сопротивлялась — и двинулся на нас в таком бешенстве, что Антония тотчас же улизнула, а за нею, поджав хвост и ворча, ушел пес.
— Еще и ты, мама! Унеси сейчас же ребенка с глаз моих, а не то я его расшибу.
Глория заплакала, она стояла в ванне на коленях, голову положила на край и плакала навзрыд, захлебываясь слезами.
Я забилась в темном коридоре в угол и не знала, что делать. Хуан все же разглядел меня. Он уже немного успокоился.
— Посмотрим, годишься ли ты хоть на что-нибудь! — обратился он ко мне. — Неси полотенце!
Сквозь фуфайку у него проступали ребра, они так и ходили ходуном.
Я понятия не имела, где в этом доме лежало белье, и принесла свое полотенце и еще простыню с моей постели на случай, если понадобится. Я боялась, что Глория схватит воспаление легких. У меня от холода зуб на зуб не попадал.
Хуан попытался рывком вытащить Глорию из ванны, но она укусила его за руку. Он выругался и дал ей затрещину, потом еще и еще, пока не устал.
— По мне, хоть подохни, скотина! — сказал он наконец. И хлопнул дверью, оставив нас вдвоем.
— Ну давай! Вылезай скорее!
Она не двигалась, только вся дрожала, а узнав мой голос, снова заплакала и стала всячески поносить мужа. Я тормошила Глорию, стараясь заставить вылезти, — она не сопротивлялась и, хотя пальцы у нее совсем окоченели, сама скинула одежду, с которой ручьями текла вода. Пока я изо всех сил растирала ее, мне стало жарко. А потом на меня напала такая страшная усталость, что задрожали колени.
— Иди ко мне, если хочешь, — сказала я ей.
Мне казалось, что отдать ее снова в руки Хуана невозможно.
Она пошла за мной следом, завернувшись в простыню и лязгая зубами. Мы легли и закутались в мои одеяла. Тело у Глории было холодное, как лед, от прикосновения к нему меня знобило, но деться было некуда; мокрые, слипшиеся волосы темнели на подушке кровавым пятном и то и дело лезли мне в лицо. Глория все говорила и говорила. И несмотря на это, мне так хотелось спать, что глаза слипались.
— Хам… Скотина… После всего, что я для него делаю. Ведь я, девочка, такая хорошая, такая хорошая… Ты слушаешь меня, Андрея? Он сумасшедший. Я боюсь. Ведь как-нибудь он меня и убьет. Не спи, Андреита… А что, если мне отсюда убежать? Ты бы небось так и сделала?. Ведь верно, Андрея, ты на моем месте не стала бы терпеть побоев? А я ведь, Андрея, такая молодая… Роман мне раз сказал, что я одна из самых красивых женщин, каких он только видел. Тебе, Андрея, я скажу правду. Роман нарисовал меня в парке, около замка… Когда он мне показал портрет, я сама изумилась, какая я хорошенькая… Ну и разнесчастная я, верно, Андрея?
Сои снова сдавил мне писки. Время от времени, когда Глория всхлипывала или произносила какое-нибудь слово погромче, я пугалась и разлепляла веки.
— Я такая хорошая, такая хорошая. Твоя бабушка сама это говорит. Я люблю подкрасить губы, ресницы, люблю немножечко развлечься, но ведь это так и должно быть в моем возрасте… И как тебе нравится, что мне не разрешают видеться с родной сестрой? С сестрой, которая была мне матерью… А все потому, что она живет скромно, нет у нее всей этой чепухи… Но у нее в доме хорошо едят… Белый хлеб, девочка, и отличные колбасы… Ах, Андрея! Лучше бы мне выйти замуж за рабочего. Рабочие, Андрея, живут лучше, чем господа, они носят альпаргаты, но едят они хорошо и зарабатывают тоже хорошо. Хуан хотел бы зарабатывать столько, сколько рабочий на заводе. Хочешь, скажу тебе что-то по секрету? Сестра дает мне иногда денег, когда мы сидим на мели. Но если бы Хуан узнал, он убил бы меня. Я знаю, он убил бы меня из револьвера Романа… Я сама слышала, как Роман говорил ему: «Когда захочешь прострелить себе котелок или продырявить дурацкую башку своей жене, можешь воспользоваться моим револьвером…» А ты знаешь, Андрея, что иметь оружие запрещено? Роман идет против закона…
Подстерегая мой сон, надо мной склонилось личико Глории. Острый профиль мокрой мыши.