— Роман уехал, — внезапно выпалила я.
— Знаю, — ответила она.
— А!..
Мы помолчали.
— А как все твои? — рискнула я спросить (ощущение было такое, словно мы не видались долгие годы).
— Мама что-то прихворнула.
— Как только смогу, пришлю ей цветы…
Эна как-то странно посмотрела на меня.
— Ты тоже плохо выглядишь, Андрея… Хочешь, пойдем сегодня погуляем после обеда? Тебе полезно подышать воздухом. Можем пойти к Тибидабо. Мне было бы приятно, если бы мы вместе пообедали…
— А с тем спешным делом ты покончила?
— Нет, пока еще не покончила. Зря ты смеешься. Но если ты пожертвуешь мне сегодняшний вечер, я устрою себе каникулы.
Предложение ее меня не радовало и не огорчало. Мне казалось, что после разрыва наша дружба уже безвозвратно утратила свое очарование. Но я все равно искренне любила свою подругу.
— Хорошо, пойдем… если только, конечно, тебе не помешает что-нибудь более важное.
Она взяла мою руку и разжала мне пальцы, чтобы посмотреть на густую сеть переплетавшихся на ладони линий.
— Какие тонкие руки! Андрея, если я была в чем перед тобою виновата, ты уж меня прости. Я ведь не только с тобой так себя вела… Сегодня все у нас будет как раньше. Вот увидишь. Побегаем среди сосен. Славно погуляем.
И на самом деле мы очень хорошо погуляли и вдоволь посмеялись. С Эной всякое дело становилось веселым и занятным. Я рассказала ей про Итурдиагу, про моих новых друзей. С Тибидабо видна была вся Барселона, а еще дальше — море. Сосны густым благоухающим стадом сбегали вниз по горе, густой лес тянулся до самого города. Зелень словно держала его в своих объятиях.
— Я к тебе недавно заходила, — сказала Эна. — Хотела повидаться. Прождала четыре часа.
— Мне ничего не передавали.
— Да я, чтобы не скучать, поднялась к Роману. Он был очень мил. Играл на скрипке. Несколько раз звонил по телефону вашей служанке, узнавал, не пришла ли ты.
Я сразу погрустнела, и Эна, заметив это, тоже огорчилась, настроение у нее испортилось.
— Знаешь, Андрея, есть вещи, которые мне в тебе неприятны. Вот ты стыдишься своей семьи… А ведь Роман такой своеобразный человек, такая артистическая натура, каких мало… Если бы я тебя с моими дядюшками познакомила, ты бы у них и днем с огнем ни одной возвышенной мысли не нашла. Да и мой отец — человек самый обычный; никакой тонкости восприятия нет у него и в помине… Я вовсе не хочу сказать, что он плохой… кроме всего прочего, он ведь очень красивый, ты сама видела, но я бы скорее поняла мою мать, если бы она вышла замуж за Романа или за кого-нибудь вроде него… Романа я назвала, конечно, просто так, для примера… Твой дядя — вот он личность. Одним взглядом скажет все, что захочет. Иногда кажется, вроде бы он не совсем в себе. Но ведь и ты, Андрея, такая же. Поэтому-то мне и захотелось подружиться с тобой. Глаза у тебя блестят, шагаешь ты неуклюже, ничего вокруг не замечаешь… Мы над тобою смеялись, но в душе мне хотелось с тобой познакомиться. Один раз, утром, я видела, как ты вышла из университета прямо под проливной дождь… Еще в самом начале занятий (ты этого, наверное, не помнишь).
Ребята, почти все, укрылись в подъезде, и я тоже. У меня с собою были плащ и зонтик, но я не отваживалась выскочить под яростный ливень. Вдруг вижу, появляешься ты, без шарфа, с непокрытой головой и идешь, как всегда…
Дождь с ветром обрушились на тебя, волосы прилипли к щекам. Я тоже вышла, дождь лил как из ведра. Ты удивленно поморгала и прижалась к садовой решетке, словно она была надежным убежищем. Постояла минуты две и только тогда поняла, что и тут ты мокнешь. Невероятно! Ты меня и растрогала, и насмешила до слез. Наверно, я тогда и прониклась к тебе нежностью… Ты еще потом заболела…
— Я помню.
— Тебе не нравится моя дружба с Романом, знаю. Я ведь давно просила нас познакомить. Потом поняла, что если хочу быть твоей подругой, то должна об этом забыть. В тот раз, когда я не застала тебя дома, ты, вернувшись, не могла сдержаться, так вся и закипела, едва увидела нас вдвоем с Романом. В университете я сразу заметила, что ты собираешься объясняться. Может, даже потребуешь, чтобы я держала перед тобой ответ. Не знаю. Только мне не захотелось тебя видеть. Пойми, что я сама выбираю себе друзей, и Роман невероятно меня интересует по причинам совсем особым… и потому, что он талантлив, и…
— Он скверный, ничтожный человек.
— Я не ищу в людях ни доброты, ни хорошего воспитания… хотя последнее, думаю, насущно необходимо, чтобы можно было с ними жить бок о бок. Мне нравятся люди, которые по-своему смотрят на жизнь, не так, как другие, как большинство. Может, это потому (я так предполагаю), что меня всегда окружали люди чересчур нормальные, довольные собой… Вот я уверена, что и отец, и братья преисполнены сознанием собственной значимости в этом мире и в любой миг знают, чего хотят, знают, что хорошо и что плохо. Ничто в мире не заставит их мучительно задуматься.