— Со мной ничего.
— Возможно, Андрея… Вот уже несколько дней, как я замечаю странную мрачность у всех в глазах. Не случалось ли вам приписывать свое душевное состояние другим людям?
Казалось, она улыбается только ради того, чтобы и я улыбнулась. Говорила она обо всем легко, шутливо.
— Как это случилось, что с весны вы совсем перестали у нас бывать? Вы разочаровались в Эне?
— Нет, — сказала я, опуская глаза, — скорее, пожалуй, это я ей наскучила. Да и понятно…
— Почему же? Она вас очень, очень любит… Да, да, не делайте такого замкнутого, отчужденного лица. У моей дочери только одна подруга — вы. Вот поэтому я и пришла поговорить с вами.
Я увидела, как она играет перчатками, разглаживает их. Руки у нее были изумительной красоты. Стоило ей прикоснуться к чему-либо, и на кончиках пальцев уже проступали нежные вмятинки. Она проглотила слюну.
— Для меня мучительно трудно говорить об Эне. Никогда ни с кем не говорила я о ней… слишком люблю… Можно даже сказать, Андрея, обожаю, боготворю Эну.
— Я тоже очень ее люблю.
— Да, я знаю… Но разве вы можете понять мои чувства к ней? Эна для меня совсем не то, что все другие мои дети, она неизмеримо больше значит, чем все окружающие меня люди, она царит над всем… Нежность, которую я к ней испытываю, — это что-то невозможное, невероятное…
Я понимала ее. Скорее ее тон, чем слова. Скорее жар, чем смысл этих слов. Она немного пугала меня… Я всегда думала, что эта женщина сгорает от любви. Всегда думала. Еще в тот первый раз, у них в доме, когда услышала, как она запела, и когда, прощаясь, она посмотрела на меня, заставив мое сердце сжаться от тоски.
— Я знаю, что этой весной Эна страдает. Понимаете ли вы, каково мне это знать? До сих пор у нее в жизни не было неудач. Казалось, будто любой ее шаг таит в себе успех. Она улыбалась, и у меня было такое ощущение, будто мне улыбается сама жизнь. Всегда здоровая, ясная, счастливая. Никаких сложностей, затруднений… Когда она влюбилась в этого мальчика, в Хайме…
(При виде моего изумленного лица она улыбнулась грустно и вместе с тем задорно).
— …когда она влюбилась в Хайме, все было как в прекрасном сне. То, что она встретила человека, способного понять ее, как раз, когда кончилось ее отрочество и когда это так нужно, было в моих глазах чудесным подарком природы.
Мне не хотелось на нее смотреть. Я нервничала. Подумала: «Чего хочет доискаться с моей помощью эта сеньора?» На всякий случай я приготовилась не выдавать ни одного Эниного секрета, хотя ее мать как будто бы многое знала. Пусть она говорит, я буду молчать.
— Вы видите, Андрея, что я не прошу вас рассказывать секреты моей дочери. Мне это совсем не нужно. Даже напротив. Ради бога, не проговоритесь как-нибудь Эне, что мне о ней известно. Я хорошо ее знаю, в некоторых обстоятельствах она бывает очень резкой. Никогда бы она мне этого не простила. Да к тому же в один прекрасный день она все сама расскажет. Всякий раз, когда с Эной что-нибудь происходит, я жду, пока она сама мне обо всем не расскажет. И я ни разу не обманывалась. Всегда наступает такой день. Вот почему я прошу вас ничего ей не говорить. Пожалуйста, выслушайте меня… Я знаю, что Эна часто ходит к рам в дом, и вовсе не за тем, чтобы повидаться с вами… Знаю, что она встречается с вашим родственником, которого зовут Роман. Знаю, что ее отношения с Хайме охладились или даже она с Хайме совсем не видится. Да и Эну словно подменили… Скажите мне, какого вы мнения о вашем дяде?
Я пожала плечами:
— Не раз думала на эту тему… Хуже всего, пожалуй, то, что в Романе есть что-то притягательное, хотя человек он нестоящий. Если вы его не знаете, то бесполезно говорить вам…
— Не знаю Романа? — Улыбка так изменила лицо сеньоры, что оно стало, пожалуй, даже красивым. — Нет, я знаю Романа. Давно знаю. Мы, видите ли, учились вместе в консерватории. Ему было не больше семнадцати, когда мы познакомились. Он верил, что мир будет лежать у его ног, и ужасно задавался. Очевидно, талант у него был огромный, но ему мешала лень. Преподаватели возлагали на Романа большие надежды. И все-таки он пошел ко дну. В конце концов все, что в нем было плохого, одержало верх. Несколько дней назад я его видела, и у меня сложилось впечатление, что это человек конченый. Но он сохранил свою артистическую внешность, жесты восточного мага, который вот-вот откроет вам какую-то тайну. Он сохранил все приемы, он обольщает своей музыкой… Я не хочу, чтобы моя дочь увлекалась подобным человеком… Не хочу, чтобы Эна плакала или была бы несчастна из-за…