— Какая красота! — сказала Эна. Ноздри у нее затрепетали. — Была ли я влюблена в Романа, говоришь? — продолжала она, и на лице появилось мечтательное выражение: — Видишь ли, он меня очень интересовал. Очень!
Она тихонечко рассмеялась.
— Еще никого не удавалось мне довести до такого отчаяния, так унизить…
Я посмотрела на нее с изумлением. Она видела только освещенную вспышками молнии завесу дождя, у самого своего лица. Земля, казалось, кипела и, задыхаясь, избавлялась от всех скопившихся в ней ядов.
— Ох, какое это наслаждение знать, что кто-то на тебя охотится, думает, что ты уже попалась ему в руки, а ты ускользаешь, оставив его в дураках. Какая необыкновенная забава! В душе у Романа сплошное свинство, Андрея. Он обаятелен, он очень одарен, но какая мелочная и подленькая у него душонка! С какими женщинами привык он иметь до сих пор дело? Сильно подозреваю, что с существами, подобно двум теням, кружившим у лестницы, когда я поднялась к нему… Эта жуткая служанка, которая у вас работает, и еще другая женщина, странная такая, рыжеволосая. Теперь я знаю, что ее зовут Глория… И еще, возможно, с каким-нибудь нежным, робким созданием, вроде моей матери…
Я искоса взглянула на нее.
— Знаешь, в молодости моя мать была в него влюблена. Только из-за этого я и хотела познакомиться с Романом. И какое разочарованье! Я дошла до того, что возненавидела Романа. Не случалось ли тебе возненавидеть человека, о которым ты творила легенду, а потом увидела, что герой куда ничтожнее твоих вымыслов, что на самом деле он даже куда меньше стоит, чем ты сама? Моя ненависть к Роману иногда достигала такой силы, что он ощущал ее и дергал головой, будто по нему проходил ток. Какими необычными были первые дни, когда мы только пытались приблизиться друг к другу! Не знаю, была ли я несчастна или нет… Я была одержима Романом. Бежала от тебя. Поссорилась из-за какой-то глупости с Хайме, не могла его видеть. Скорее всего я чувствовала, что стоит мне снова встретиться с Хайме, и мне волей-неволей придется покончить с этим приключением. А тогда я была слишком увлечена, почти отравлена… Когда я с Хайме, я, Андрея, опять становлюсь доброй, с ним я совсем другая. Не поверишь, но иногда я пугаюсь, ощущая в себе эту двойственность, эти силы, толкающие меня в противоположные стороны. Когда я становлюсь слишком доброй и возвышенной, меня вдруг охватывает желание царапаться. Навредить кому-нибудь малость.
Она схватила меня за руку и, заметив, что я инстинктивно ее отдернула, ласково улыбнулась.
— Пугаю тебя? А как же ты хочешь быть моей подругой? Ведь я вовсе не ангел, хоть и очень тебя люблю… Есть люди, которые щедро наполняют собой мое сердце: это Хайме, мама и ты, конечно, каждый по-разному. Но какая-то другая моя часть тоже требует своего выражения, я должна избавить ее от ядов, излить их. Думаешь, я не люблю Хайме? Я его очень, очень люблю. Не могу даже представить себе свою жизнь, отторженной от его. Все время хочу, чтобы он был рядом, весь, целиком со мною. Я от него в восторге. Но существует еще вот что: любопытство, эта лукавая тревога сердца, и угомонить ее невозможно.
— Роман ухаживал за тобой, скажи?
— Ухаживал? Не знаю. Он был в отчаянии, в ярости, иногда мог бы задушить меня… Только он очень крепко держит себя в руках. Мне хотелось, чтобы он потерял над собою власть. Я добилась этого только один раз. С тех пор, Андрея, прошло уже больше недели. Это было, когда я в последний раз приходила его повидать. Приходила я к Роману пять раз и всегда делала так, чтобы об этом знали. Потому что в глубине души я всегда немного боялась Романа. Звонила в твою дверь, зная, что тебя нет дома, и спрашивала о тебе. Меня очень устраивали эти две женщины, такие любопытные; ими словно овладевало какое-то особое беспокойство, едва они меня видели. Я понимала, что оставляю у себя за спиной двух надежных стражей. Но ты ведь не знаешь, что эта наэлектризованная атмосфера развлекала меня. Иногда я даже забывала, что мне все время надо быть настороже. Случалось, я там хохотала от души, взволнованная и увлеченная. Никогда еще мне не предоставляли такого широкого простора для опытов. Вот в эти мгновения Роман и подходил медленно ко мне и садился рядом. Но, когда я чувствовала его пышущее жаром тело, во мне подымалась невыразимая ярость, и мне даже трудно бывало ее скрыть. Все еще смеясь, я перебиралась на другой конец комнаты.