Между тем эта роза привела нас, девчонок, в уныние, так как, по-нашему мнению, как раз она и важна: мечта быть невестой в белом платье, держать в руке красивый букет и целовать мужчину, который станет твоим спутником на всю оставшуюся жизнь. Но Лаура, забравшая розу, сказала, что женщина, ее отдавшая, развелась через пять лет после свадьбы. И так как родители многих из нас тоже развелись, если вообще когда-либо были женаты, с этой мечтой могло произойти то же самое.
Куча росла и росла.
За пару дней она стала высотой чуть ли не с Крошку Ингрид. И все же это было как-то неубедительно. Мы ведь прекрасно знали: ни один из собранных нами предметов ничего для нас не значил. Так как же мы убедим Пьера Антона в том, что эти вещи значимы?
Нет, он раскусит нас в момент.
Ничего. Ничто. Нуль.
Ян-Йохан собрал нас еще раз. В итоге мы пришли к заключению, что вещи, придающие нашей жизни смысл, все-таки имеются, хотя, конечно, в них нет ничего особенного или важного. Ладно, по крайней мере, лучше, чем было.
Деннис оказался первым. Он принес целую стопку книг «Подземелья и драконы», которые читал, перечитывал и знал едва ли не наизусть. Между тем Оле быстро обнаружил, что в серии не хватает четырех книг, и сказал, что от них тоже придется избавиться.
Деннис не выдержал и крикнул Оле, чтобы тот не совал нос не в свое дело, потому что смысл во всем этом был совсем не такой. Мы это прекрасно знали и поступали подло.
Чем больше Деннис орал, тем настойчивее мы давали ему понять, что как раз это и подтверждает, насколько для него важны его книги. А разве мы только что не договорились складывать в кучу самые важные вещи, чтобы с ее помощью убедить Пьера Антона спуститься со сливового дерева?
И только когда Деннис отдал последние четыре книги из серии «Подземелья и драконы», смысл как будто стал вырисовываться. Потому что Деннис знал, что Себастьян очень дорожит своей удочкой. А Себастьян был в курсе, что Ричард боготворит свой черный футбольный мяч. А Ричард давно заметил, что Лаура носит не снимая африканские серьги в виде попугаев.
Нам стоило остановиться, пока дело не зашло слишком далеко. Но получилось так, что было уже поздно, хотя я и сделала, что могла.
— В этом нет особого смысла, — сказала я.
— Хи-хи-хи, — захихикала Герда, показывая на мои зеленые босоножки на танкетке, которые я выпрашивала у мамы целое лето, но она купила мне их только недавно на распродаже, когда цену снизили наполовину.
Я так и знала. Если честно, я, наверное, потому и пыталась остановить сбор вещей. Кто-нибудь точно указал бы на босоножки — это был вопрос времени. Но то, что это сделала фу-ты ну-ты Глупо Хихикающая Герда, только ухудшало ситуацию. Сначала я попыталась притвориться, будто не поняла, на что она показывает, но Лаура не дала мне отвертеться.
— Босоножки, Агнес, — сказала она, и деваться было некуда.
Я присела на корточки, чтобы расстегнуть босоножки, но не сумела и встала.
— Не могу, — сказала я. — Мама спросит, где они, и тогда взрослые всё узнают.
Думала, я самая умная. Оказалось — нет.
— Считаешь, ты лучше всех? — завопил Себастьян. — Думаешь, отец не спросит, где моя удочка? — И словно в подтверждение своих слов он схватил леску с крючком, который висел, покачиваясь, посреди кучи.
— А где мои книги?
— А мой футбольный мяч?
— А мои серьги?
Я поняла, что проиграла, и теперь просила лишь об отсрочке на несколько дней.
— Ну до конца лета, ладно?
Но меня не пощадили. Разве что разрешили позаимствовать кроссовки у Софи, чтобы не идти домой босиком.
Кроссовки Софи были мне малы, и большой палец упирался в носок, так что добираться домой с лесопилки пришлось дольше, чем обычно. Повернув на нашу дорожку и пройдя остаток пути до дома в одиночестве, я расплакалась.
Внутрь я не вошла, а уселась в велосипедном сарае, где меня нельзя было увидеть ни с дороги, ни из дома. Я скинула кроссовки Софи и швырнула их в угол. Вид зеленых босоножек на танкетке на вершине кучи никак не выходил из головы. Я посмотрела на свои босые ноги и решила, что Герда за это поплатится.
VI
У меня ушло три дня на поиски слабого места Герды, и все это время я была с ней само обаяние.
Герда мне никогда не нравилась. Она как-то странно плевалась, когда разговаривала, а особенно когда хихикала, а хихикала она почти все время. К тому же Герда вечно цеплялась к Рикке-Урсуле, а та была моей лучшей подругой и выделялась среди всех не только синими волосами и шестью косичками, но и исключительно черной одеждой. Я бы тоже только такую и носила, если бы мама настойчиво не саботировала мое желание, покупая яркие вещи. А так мне приходилось довольствоваться парой черных штанов, двумя черными футболками с забавными фразами на английском и черным шерстяным свитером, в котором в начале сентября еще было жарко.