Так что мы, видимо, пытаемся построить мир, который мы думаем, что знаем. Мы думаем, что мы это делаем. Бытие это делает. Мы верим, что мы продолжаем это делать, и таким образом мир становится известным и скучным... и, по-видимому, безопасным. Мы говорим о том, чтобы полностью вновь пробудиться к абсолютному изумлению и неприкрытой, живойА детской невинности. Это удивительным образом освобождает, но это также и опасно. Это бытие в незнании.
А страх присутствует ?
Страх все еще может возникать. Возникает все, что угодно... для «никого»... Это абсолютная, безграничная, страстная жизненность.
Это звучит так потрясающе.
Да, но это потрясающе для «никого».
Эта страстная жизненность продолжается?
Она не продолжается, так как никогда не начиналась и не заканчивалась, она никогда не приходит и не уходит. Она вечна.
Вы видите все через пелену. Вы видите все с точки зрения отдельного сновидящего в происходящей во времени истории. Из чего-то, что видит лишь что-то другое. Поэтому вы и не видите, чем является стена на самом деле. Вы видите ее такой, какой она вам снится... а снится она вам чем-то отдельным... а не в качестве ничто, которое суть все.
Хорошо. Яне только искатель снов; все, что я вижу, — это также сон ?
Это так выглядит.
Хорошо. А если затем происходит пробуждение, появляется что-то другое.
В каком-то смысле это имеет отношение к ничему и всему. Или, только в этом разговоре, давайте назовем их «ничто» и «все». Сновидящий ищущий воспринимает себя только как «что-то» и, таким образом, также воспринимает стену как что-то другое. А когда нет никакого сна, стена воспринимается как ничто и все. То, что сновидящий ищущий не видит, и слишком боится, чтобы увидеть, — это «ничто» во всем, что проявляется.
А если никого нет, то...
То все — суть «ничто» и «что-то».
Хорошо. Значит, тогда они — одно и то же.
Да, но в каком-то смысле все воспринимается иначе, так как оно видится таким, какое оно есть на самом деле, — как ничто, возникающее как все, что и есть бытие.
Но мы уже... никогда так не было, чтобы не было «никого.» ?
Безусловно, нет. Есть только бытие. Но теперь, я боюсь, мы вновь вернулись к иносказаниям. Есть только ничто, возникающее как все, а у индивида возникает идея, что есть индивид, который видит только лишь что-то отдельное.
У меня появились очень явные, глубокие чувства о том, о чем вы говорите.
Да. О том, чтобы ощущать эту непосредственную, живую жизненность, в чувствах, которые являются этим даром незнания.
+ + +
Что вы ощущаете, стоя сейчас здесь ?Можно это как- то описать?
Тепло. Тепло, возбуждение, ноги на полу. Кто-то вон там только что переместился. Машины проезжают мимо.
Но все это не складывается в своего рода «нечто» ?
Нет, это просто то, что кажется происходящим. Бесформенное, имеющее форму... бытие.
Хорошо, значит, они не соединяются. Я думаю, что, быть может, это мы их соединяем.
Это отдельная сущность их соединяет и превращает в историю, которая может быть познана. И им также снится, будто то, что происходит, происходит с ними, и что оно намеревается чего-то достичь.
То, что я ощущаю, — абсолютная правда — этоуди- вительное чувство уязвимости, будто с меня спал панцирь.
Да.
И у меня даже мурашки по телу бегают. У меня такое чувство, что это...
Рискованно?
Да. Такое ощущение, что с тебя сняли какую-то кожуру. Будто ты — креветка, или что-то в этом роде. Если снять кожуру, то вообще остаешься без защиты. И чувствуешь себя неуютно. Если я не войду в какую-нибудь историю, возникает физическая неловкость.
Вы вновь становитесь самими собой и ощущаете себя в безопасности, когда вы входите в видимую историю самих себя во времени.
Да, но нужно просто уживаться с этой уязвимостью и смиряться с ней ?
Нет никого, кто бы с чем-то смирялся, есть лишь нагота.
Значит, все это просто происходит ?
Это подобно тому, как быть голым и открытым всему, и в этом есть ощущение рискованности. Все вдруг неизведанное и очень живое... нет никаких фильтров.