— Понятно.
— Позволь я продолжу — Колодец, к которому мы пришли… — она продолжила читать, а я продолжил слушать. Я боялся еще хоть чем — то нарушить эту идиллию. Я смотрел на бледное лицо усеянное веснушками и наблюдал, как меняется каждая её эмоция. Мне хотелось заточить её в объятьях и никогда не отпускать. На секунду, я задумался о том, что возможно всегда хотел бы оставаться рядом.
— «Всмотритесь внимательней, чтобы непременно узнать это место, если когда-нибудь вы попадете в Африку, в пустыню. Если вам случится тут проезжать, заклинаю вас, не спешите, помедлите немного под этой звездой! И если к вам подойдет маленький мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы, уж конечно, догадаетесь, кто он такой. Тогда — очень прошу вас! — не забудьте утешить меня в моей печали, скорей напишите мне, что он вернулся…» — глаза девушки слезились, но она так и не заплакала. Убрав с лица прядь кудрявых волос она откинула голову на спинку кресла — Это было, потрясающе. Я чуть не заплакала.
— Я рад что тебе понравилось.
— А ты? Какая часть твоя любимая? Или может цытата?
— Если подумать, есть одна. Как же там было, а, вот: «Если звезды зажигаются, значит это кому-нибудь нужно». Просто обожаю этот момент. А у тебя?
— Если честно мне понравилось все, фраза про пятьдесят три минуты или диалог с розой, или же момент со змеёй. Но больше всего мне понравилась фраза лиса: «ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.»В какой-то степени, я ощущаю себя розой. Но с другой стороны, я ощущаю себя лисом. Также одинока и также никому не нужна.
— Поему? — …-Почему ты решила что никому не нужна? У тебя ведь есть Рихтер. Есть Лидия. Есть веселая подруга Лия. В конце концов есть я. — почти хриплым голосом выдавил я.
— Все это, временно. Я знаю что не нужна Рихтеру, Лидия не отходит от матери, Лия уедет за границу, там её дом. Ты, ты вернешься в свой город. Вся эта идиллия с дружбой временна. Ты же тоже так считаешь? Влад, ты далеко не глуп.
— Ты права, я уеду. Но я продолжу быть твоим другом. Неужели дружбу так легко разорвать? Я бы не стал тратить свое время если бы не была нужна мне. — я подавился на этой фразе кислородом, но был в силах продолжать. — Знаешь, в детстве, когда мама с папой уходили на долго или уезжали в командировку, а меня оставляли с сестрой мне было очень одиноко и страшно. И тогда. Мой папа всегда говорил: «Если тебе одиноко, если ты ни ведешь никого вокруг и кажется, что вокруг темнота то просто закрой глаза. Представь, что ты быстрый горный ветер, берущий свое начало с вершин высоких гор. С ужасной скорость ты мчишься вниз и делаешь разворот у самой земли. Ты проносишься в метре над сугробом, унося с собой кристально чистые снежинки. Ты летишь сквозь хвойные леса, снося снег с ветвей, по пути забирая с собой едкий запах смолы. Летя все дальше и дальше, ты проносишься сквозь деревушки, в которых уже растаял снег и разносишь по всей округи запах мясного пирога. Потом набирая обороты, ты несешься сквозь огромное цветочное поле, унося с собой пыльцу желтых одуванчиков. Ты летишь быстро и ловишь чириканье птиц. Ты проносишься сквозь многоэтажные дома, сметая с дороги все накопившуюся пыль и пугая засидевшихся воробьев. Ты летишь до самого нашего дома, быстро проносишься в окно на запах чая и оладий. И там, спустя тысячу километров мы будем ждать тебя домой. Я, мама и твоя сестра. Помни это даже если нас не будет рядом, мы всегда с тобой.» Я каждый раз вспоминал его рассказ и мне всегда это нравилось. Пусть на пару минут, но я переставал быть одиноким.
— Спасибо. — я посмотрел на нее с недоумением — Что поддерживаешь меня. — я смотрел в эти ярко-голубые глаза и могу поклясться, я видел в них небо. Такое, яркое и свободное.
Я был готов запомнить этот момент, запечатлеть его на пленке или холсте, неважно где. За одну секунду я понял, что чтобы я не делал, все четно. Я уже одержим этими глазами. Приехав сюда прошлой весной, я видел лишь обычную юную девушку, но сейчас, в середине жаркого лета, я вижу ту, что в моих глазах не сравниться, ни с кем.
Время шло, вечер был уже близок, и возвращение хозяев дома не заставило ждать. Я спокойно спустился к ужину, а после обговорил всю проделанную работу с Осипом Григорьевичем.
Уже стоя возле своей комнаты, я увидел как Игорь Николаевич, и его сын поднимаются по лестнице. За ними тихо, да так, что я почти не слышал шагов шел Григорий. Да, давний друг Игоря сегодня оставался на ночь. Проходя мимо коридора второго этажа, блондинистый бугай окинул меня ледяным взглядом. От этого взгляда все мое тело покрылось мурашками. Открыв дверь, я вошел в комнату и сел на кровать. Я не успел даже заметить, как провалился в сон.
Из-за того что уснул я рано, проснуться мне довелось в три часа ночи. Я решил, что ложиться спать уже бессмысленно и сел за письменный стол, решив, что на меня снизошло вдохновение. Как бы я не старался, стихи у меня всегда выходили грустные.
А вы когда-нибудь жалели о прошлом?
Да так, что ломаются ребра.
Срываясь в крике безбожном,
И чувства становятся горбом.
Жалели ли вы о потери?
О чем-то родном и красивом.
И вдруг проводя параллели
Погрязли бы в омуте тихом?
Жалели.… Да так, чтобы слезы
Текли по щекам на картины
И лишь разъяренные грозы
Тонули бы в вашем Мартини?
Я не имею ни малейшего понятия, к чему был написан этот стих, но у меня создавалось ощущение, что именно так я мог описать свое состояние. Но за одним написанным стихом последовал другой, который описал меня еще больше.
А в понедельник почта не работает
Вы знали это? Я вот нет.
И снег зимой не тает
А стих мой вовсе бред
Я тихо поздним вечером
Сажусь стихи писать
И мысли словно веером
Срослись — Не разорвать.
Писать то, в общем, не о чем
А мыслей новых — горсть.
Сижу холодным вечером
Словно незваный гость.
И в этой жизни знаю я одно
Моя поэзия — пустынный бред
Смотрю в открытое окно
А смысла в жизни вовсе нет.
Обычно, я и вовсе пропускаю завтрак. Виталя перестал меня будить, как только понял, что сон я люблю больше. Но в это утро я был первым кто, спустился в столовую. Позже спустился Виталий и Мой начальник. На удивление я не чувствовал себя уставшим, а наоборот был преисполнен силами.
По пути в холл, я пересекся с Ксенией и Григорием. Лицо девушки вызвало у меня беспокойство, но я не успел поинтересоваться о том что произошло. По пути на работу шеф предупредил нас о том, что в течение следующих трех дней к нам наведается налоговая служба, а это означало, что работы станет, начале своего рассказа, я привык к излишкам работы и бумажной волокиты, ведь я прекрасно знал ради чего работаю.
Возвращаясь вечером домой, я устал так, что еле поднимал ноги. Создавалось ощущение, что мой позвоночник просто вывалится и рассыплется в прах. Но как только я вошел в холл, то сразу же оживился, картина которую я застал, заставила меня очнуться за мгновение.
Возле лестницы стоял Григорий, он держал Ксюшу, скрестив её руки за спиной, пред ней стоял Александр, держа в руках толстую синюю тетрадь. Не успел я заметить, то что правая щека девушки покраснела, как её брат замахнулся и ударил по левой. Бледная, конопатая кожа мгновенно покраснела, тетрадь оставила маленькую красную линию. Очевидно, это был порез от острых листов. На фоне двух мужланов, девушка казалась маленькой Дюймовочкой. Сжимая руки Ксении, длинноволосый мужчина растягивался в довольной, и в то же время жуткой улыбке. Когда девушка пыталась опустить голову, он сдавливал её руки и тянул вверх, от чего та прогибалась с криком, больше похожим на крик. Брат не щадил сестру, он безжалостно ударял её по лицу, а потом и по предплечьям. По покрасневшим щекам девушки текли слезы. Звуки, которые она издавала больше были похожи на скулеж, нежели на крик.