Вдохновение снова овладело мной, похоже, здоровый сон мне видится лишь в мечтах.
А вы когда-нибудь смотрели в небо ночью?
Там звезды яркие и тихая луна.
И хочется кричать как можно громче,
Заполнить душу криками, сполна.
А вы когда-нибудь гуляли под дождем?
Шли медленно в журчащей тишине?
И в одиночку там, где шли вдвоем,
Спокойно растворялисья во тьме?
А вы когда-нибудь смотрели в пустоту?
Не так чтоб на секунду или две,
А так, чтоб погружаясь в глубину
Теряли отражение на дне?
А вы когда-нибудь влюблялись в мечту?
И понимая, что спасенья нет
Вы понимали только на лету
Что истина одна, любовь — полнейший бред.
В эту ночь, я написал еще три стихотворения и два четверостишия. Я мог бы вставлять свои стихи, пока они не закончатся, но тогда этот рассказ поменяет жанр. Но одно четверостишие, написанное мной в ту ночь, заставляло задуматься.
Вся наша жизнь — один лишь миг.
И этот миг бежит, не уставая.
И истины ты так и не постиг.
Зато, глаза уставши, закрываешь.
Из всех моих знакомых, тех что писали стихи было двое, и одним из них являлась Ксенья. В этот день я понял, что за ошибки стоит отвечать.
Уснул я очень поздно, измученный чувством вины и мыслями о прощении. Проснувшись с огромным трудом, я оделся и направился вниз. Весь дом наводил суету, слуги ходили то туда — то сюда, перенося вещи из комнаты в комнату. Не сложно было догадаться, что они готовятся к приезду гостей. За все утро я ни разу не увидел Ксюшу, впрочем, я не увидел не одного члена её семьи вообще.
В машине этим утром, на работу ехали лишь я и Виталя. Рассевшись по разным сторонам, мы пристально смотрели в окна. Проносящиеся пейзажи менялись так быстро, что создавалось ощущение, будто перед окном просто меняли кинопленку. Виталя был моим хорошим другом, но я никогда не называл его лучшим. За все время нашего знакомства, он ни разу не пытался лезть туда, куда лесть не следовало. Со стороны он казался человеком, которому все равно на окружающих его людей. И во многих случаях это было так. За все время нашего нахождения здесь, мы так и не смогли нормально поговорить. Я всегда прекрасно его понимал, я бы даже мог сказать, что мы понимали друг друга с полуслова. С банкета организованного в честь Григория прошла почти неделя, в воскресенье планируется празднование дня рождения Лидии, сестры Ксюши. Мне и Виталику делать там нечего. В воскресенье Виталя работает до обеда, а у меня выходной. Мы так долго не проводили время вместе, не выпивали и не говорили на обыденные для нас темы. Пусть наша пара и проводило много времени вместе за посиделками с Ксеней, но разговоров напрямую как токовых не было. Собравшись с мыслями, я пригласил друга выпить на выходных, на что он тотчас же согласился. По его лицу было видно, что он доволен моим предложением.
Виталя не был общителен, но и не был замкнут. Он был из того типа людей, что не заговорит первым. Но если кто-то начинал беседу, то он тут же её подхватывал. Порой я задумывался, что он может поддержать любую беседу, даже самую нежеланную. Общаясь с ним, я даже не заметил, как стал относиться к нему, словно он мой родной брат. Он знал абсолютно все мои привычки и загоны, а я в свою очередь знал все издевки его характера и манеры поведения. Были и дни, когда он чем-то опечаленный, начинал себя загонять, порой это длилось суками. Он просто сидел на полу, оперившись на диван, свесив голову назад, и ныл. Да он мог быть и нытиком и грубияном. А мог и вовсе послать на три буквы.
Его странные привычки странным образом сочетались с моими. Виталик был курящим человеком, поэту не сложно было поймать его на крыши здания или на балконе моей квартиры, когда он приходил погостить, хот в нашем случае уже можно говорить просто «приходил». Моя квартира перестал быть для него чужой спустя полгода нашего знакомства. Я никогда не был против его присутствия, наоборот, он являлся единственным человеком, с которым мне было комфортно. В нашем общении, да и вообще в этом человеке меня устраивало все. Начиная с его привычки бросать бычки, в давно умерший фикус у меня на балконе, его странной манере речи. Философскими цитатами, которые он так любил вставлять в речь, его нудный гундеж по выходным о том какая у нас сложная работа. Его переживания и загоны, которые он превращал в действия, его вкусы в еде, которые любой бы счел странными. Даже предпочитаемый им кофе, все это мне нравилось в нем. Нравилось по той причине, что он ничего не скрывал, всегда был открыт. Если его что-то не устраивало, он говорил это сразу. Виталя был человеком, который любил нарушать личное пространство, лишь по той причине, что он просто этого хочет. Он мог сесть близко, и даже если мне было неудобно, его это не волновало, он мог положить руку мне на голову только из-за удобства. Он был выше меня, и я ему это позволял. Мне нравилось общение с ним, ведь он был прост, но в то же время слишком сложен для других.
Отношения Виталика с другими людьми, часто были натянуты. Даже собственные родители не принимали сына или же вовсе не пытались понять. Они ожидали, что он окончит школу, пойдет в медицинский и не будет позорить семью. Но он окончил школу и пошел в учиться в другое место и как нам известно, он не стал врачом. Ему часто приходилось ссориться с родителями, но они х любил, именно поэтому не перечил и просто выслушивал крики и ругательства. А после очередной ссоры приходил ко мне и молча, закуривал сигарету. Мне не нужны слова чтобы понять его. Я прекрасно понимал, как именно он себя чувствовал. В один прекрасный момент я просто понял, что Виталя — «сломанный человек». Сломанный морально и ломающий себя физически.
Мой сломанный друг был способен на многое, не стремился к большему, а лишь довольствовался тем, что есть. Знаете, внезапно я вспомнил, что частенько любил давать людям ассоциации. Так сказать сравнивал их, с каким либо предметом или явлением. Виталик, я бы сравнил его с дымом от сигарет. Он был таким же серым и легким. Создавалось ощущение, что в этом мире его ничто не держит, он был похож на пустую оболочку, но нутрии него был целый клуб дыма, который он лишь изредка выпускал в свет. Словно сигаретный дым он медленно растворялся в воздухе, словно в поисках открытого окна. С виду могло показаться, что он свободен, но сам же он осознавал, что сделав шаг вперед, просто напросто раствориться в тишине и исчезнет без следа.
Частенько мой сломленный друг был похож на свой любимый напиток. Айс Латте с мятным сиропом. Приторный вкус мяты и огромное количество молока. Кубики льда в этой экспозиции ассоциировались бы с его загонами и проблемами, такие же холодные и прозрачные. Легкое послевкусие мяты на языке и холод на губах — вот что остается после общения с ним. Его с точностью можно назвать любителем всего холодного и странного. Вот такой он, мой странный друг.
Рабочий день мой прошел просто ужасно. Налоговая инспекция, куча документов и сверхурочная работа. «За что мне всем это?» — мысленно я задавался этим вопросом сони раз.
Домой я возвращался довольно поздно, за окном уже темнелось, но с учетом того что на дворе лето, это не имело никакого значения. Прежде чем пройти в дом, я остановился взглянуть на вольер с собаками. Те в свою очередь не переставали неистово лаять. Их размеренные взгляды создавали внутри меня страх. После очередного разгневанного лая в мою сторону, я наконец — то решил войти в дом.
На удивление в холе было почти темно, лишь бра весившие на стенах освещали комнату. Я не стал задерживаться в дверях и прошел к лестнице, проходя по коридору, я заметил, что комната находящаяся не далеко от моей была открыта. Из неё выливался свет. Подойдя ближе к открытой двери, я услышал голоса и детский плачь, решив заглянуть и узнать, что же случилось, я застал двух незнакомых мне личностей.