Выходя из магазина, я лишь услышал её громкий ахающий вздох.
Церковь была не далеко, буквально за двумя пятиэтажными домами.
Машина отца опередила меня на несколько метров, за рулем был Слава, брат папы. Выйдя из машины, и отец, и сестра пошатывались. Им было трудно.
Время пришло, пора заходить в церковь.
Отец, сестра и еще несколько близких родственников шли вперед. Я же был где-то в середине толпы, я просто не спешил.
После того как я зашел в помещение, в глаза мне бросилась сотни икон. Где-то впереди, я, услышал, сильный плачь. Это был отец. Впрочем, систру я тоже слышал. Я сделал глубокий и прерывистый вздох. Толпа мешала мне видеть происходящие, словно меня и не было совсем, словно я не член этой семьи.
Какая-то женщина проходила между людьми и раздавала тонкие свечи, продетые в круглый картон, после чего нам помогли их зажечь.
Началось отпевание.
От запаха кадила меня затошнило, голова резко начала кружиться и паника овладела мной. Я чуть не упал. Находиться долго я там не смог. Меня вывели или я сам вышел, не помню. Кто-то из знакомых пытался, вручит мне таблетку пустырника, чтобы помочь успокоится. Таблетку-то я взял, а пить не стал. Мне бы это не помогло. Вслед за мной вывели сестру. Она была бледной, заплаканной, горюющей.
Отпевание кончилось.
Знакомый помог мне пройти за церковь. Там нас ждал катафалк.
Я увидел её впервые за четыре дня.
Она так спокойно лежала. Кожа её была чуть желтовата, но никак не бела, тело хоть и лежало в морге, не было окаменевшем. Её руки были скрещены вместе.
Казалось, что она просто спит.
Мотор завели и мы тронулись. Вот и кладбище. Смотря на эту картину, я вспомнил смерть бабушки. Я был тогда еще ребенком, но уже многое понимал. Кажется, мне тогда было лет восемь.
Пасмурные день, мокрая глина кладбища, незнакомые люди, слезы, красный гроб и знакомая женщина в нем. Сейчас картина повторялась.
Пришло время прощаться.
Последний поцелуй в лоб.
Подойдя ближе, я понял, что сейчас на ней надето любимое, синие платье и незнакомая белая косынка. Прикоснувшись к ней губами, я сразу оторвался. Моей задачей было попрощаться.
— прощай, глупая женщина…
От гроба меня оторвал отец.
Всем нам без исключения знакома боль утраты. Знакомо это сжигающие чувство одиночества. Чувство пустоты, когда лишаешься чего-то поистине важного. Но еще больнее осознавать, что это больше не вернуть. В момент, когда я, самолично кинул горсть земли, на заколоченный гроб, я понял.
Я лично её закопал.
В тот момент, когда я отошел от гроба, я понял.
Я её бросил.
В тот момент, когда гвоздь вбивали в крышку, я понял.
Я навсегда её потерял.
Сожаления… Чего они стоят на самом деле и кому они нужны? Вечная загадка. Но я сожалел. Сожалел о многом. Но было поздно.
Я упустил свое время.
В какой момент я это понял? Когда, бросил горсть земли на гроб? Когда стоял по среди дроги, в огромной толпе, весь одет в черное? Когда пошел дождь, а я единственный был без зонта? Когда понял что забыл положить в гроб цветы? А может быть, когда мне позвонил Виталя и сказал что едет ко мне?
Каким бы не был вопрос, ответ будет — Да.
Её похоронили под красивым Клёном, много народу с ней попрощалось. Но как бы сильно они не плакали, уже через час. Под дождливым небом стоял лишь я. Положив букет на свежую могилу я потянулся за сигаретой, но вспомнив что идет дождь, даже не стал вытаскивать из кармана пачку.
Плавно я опустился на мокрую и холодную землю. Смотря на крест с её именем, я искал слова. Но продолжал молчать. Мое дыхание было прерывистым. Я заикался, я молчал, но заикался. И лишь спустя тысячи раз я нашел что сказать.
— а я ведь говорил, что ты не держишь обещаний… боже…
Я наконец-то понял, мамы больше нет. Она умерла…
Она не вернулась домой… Не отчитала меня… Не возвела все в шутку…
Не пришла…
А я? Я был один.
Я её потерял, я не выполнил обещание. Не сказал то, что так долго хотел сказать.
Не сказал спасибо. Не попросил прощение. Я ведь даже ни разу не сказал, как сильно её люблю.
Я жалок.
И что теперь? Что теперь?!?
Я больше не увижу её яркие серые глаза, больше не дотронусь до мягких рук, не услышу звонкого голоса и не назову глупой. Я все потерял.
Я потерял её.
Земля ушла из под ног, и воздуха стало мало, во всем этом шуме дождя, навряд ли был слышен мой вой.
— Мам, ты знаешь, я никогда не дарил тебе цветов. Но я знаю что ты любишь Хризантемы. — …-прости меня, мам.
По возвращению домой, меня стала душить атмосфера поминок. Взяв бутыль водки, я окунулся в небытие.
Проснулся я только вечером следующего дня, алкоголь и усталость сделали свое. Выпив воды, меня даже не мучило похмелье. Хоть голова и раскалывалась, тошноты не было. Не систры не отца дома не было. Тетушка сказала, что они у дяди. Я понимал. Им нужно время. И мне оно нужно.
В скором времени я понял, что не могу нащупать телефон. Наверное, он где-то среди вещей, — подумал я. Но чтобы его найти мне понадобилось два часа и легкая уборка.
Ну вот, видишь, мам. И уборка и борщ. Только тебя не хватает.
Включив телефон я обнаружил сотни пропущенных звонков и сообщений от Витали. Он перестал писать и звонить около семи часов вечера. Вчерашнего дня конечно, и по все логике уже должен был приехать. Но спросив у тети я узнал, что никто не приезжал. Должно быть, он остановился у знакомых или поехал назад.
Телефон его не отвечал.
После двадцатой попытки дозвониться до него мне все же ответили.
— Алло, Виталь, ну где ты там спишь. Вчера сам трезвонил, а теперь игнорируешь. Ты нужен мне сейчас. Где ты?
— Алло. Влад? — женский голос мягко ответил мне в след. Я уж было подумал что ошибся номером, но моментально понял, сто это мама Виталика.
— Мария Степановна? Что случилось? Где Виталик? — сначала в трубке послышался шум и шорох, поэтому я подумал, что она передает телефон сыну. Но после шорохов раздался всхлип.
Нет, нет, нет, нет. Пожалуйста, не надо! Чертово мировоздание! Чертовы небесные силы! Молю вас не делайте этого!
— Влад. Вчера Виталик ехал к тебе. Вечером, на транспортном шассе произошла авария — …пауза — Влад, Виталик, он, разбился.
Вы когда-нибудь слышали, как трескается сердце? Как бьется ваш мир? Так же как стекло, но намного громче и больнее. Словно все, что вы, когда- либо имели, пропало за мгновение.
Так вот. Я лишился всего за сутки. Рекорд.
— Он… — я не успел договорить.
— ОН ЖИВ! Он лежит в коме, в тридцать восьмой больнице.
Жив, жив, жив. Жив! Он жив! Чертово мироздание, спасибо.
Я не успел собраться и выбежать из дома, голос из трубки меня прервал.
— Он жив. Но врачи говорят, что он может не протянуть горло. Я и муж в больнице. Я думаю он будет рад если бы придешь.
Может не протянуть? Нет. Не сейчас. Он должен жить! Должен ждать меня. Я ведь так и не ответил ему.
Я мчался как можно быстрее, от моего дома до больницы № 38 было всего двадцать пять минут. Впервые в своей жизни я бежал так быстро. Подошва горела, сердце стучало, а дыхание словно и вовсе пропало. Умру? Задохнусь? Все равно! Я должен его увидеть.
Я уже потерял одного дорогого мне человека и сейчас второй такой из-за меня лежит в больнице. И он может не протянуть до моего прихода. Времени не было, и я, не осознавал что впереди меня, не больница, а это главное.
И вот, реанимация, палата номер семь. Черт! Этот мир хочет убить меня как можно быстрее. Боль от утери распирала мою грудь и опускалась тяжким грузом. Передо мной лежал Виталик. Все его тело было изранено, и отовсюду торчали трубки. Датчик сердцебиения раздражающе пищал. Он дышит, — а это главное.
Я не знаю говорил ли Виталик родителям о его чувствах ко мне, но они удалились из палаты. Хотя я видел, как тяжело им это далось. Я сел возле прикроватной тумбочки и взял руку парня.