— Рэм… — сбито позвала я, отстраняясь и исподлобья затравленно глядя в темные глаза, когда он осторожно утирал с лица мои слезы. — Ты же не бросишь меня?.. Не оставишь больше? — накрыла его ладонь своей, плотнее прижимая к щеке, со страхом глядя на него
— Конечно нет, любимая, — твердо обозначил, смягчив голос.
— Я говорила, что мне нужно тебе рассказать… — прикусила губу, задерживая дыхание, стискивая его пальцы на моем лице.
— Что? — тихо спросил, обеспокоенно вглядываясь в мои глаза.
— Рэм, я… — голос сорвался, закрыла глаза и выдохнула, — я беременна от Гросу.
Окаменел. Сквозь мокрые ресницы смотрела в мертвенно бледное, застывшее лицо, в расширившиеся зрачки.
— Сколько?.. Срок?.. — пересохшими губами выдавил он, а в глазах ярость.
— Две недели… — опустила голову, сжимая обеими трясущимися руками его ладонь, прижатую к своей груди.
— Он знает? — его голос сел, снова исчез говор, лишь лязг злости в твердых интонациях.
— Н-н… не… т — проблеяла, с трудом справляясь с перекашивающимся лицом, опуская голову ниже, когда так и тянуло расхохотаться.
Ожидаемо — быстро взял себя в руки, голос мягкий, но уверенный и успокаивающий, когда начал издалека подводить к аборту, убеждая, что это единственный выход из сложившихся обстоятельств. И ожидаемо — его срыв, когда разрыдалась и истерично рассказывал, что из-за приема препаратов при депрессии у меня намертво сбился гормональный цикл, появились осложнения и если сейчас сделать аборт, то велика вероятность, что у нас с ним не будет детей, а я ведь, глупая, только сейчас поняла, как сильно я его люблю, я так боюсь, что он меня оставит снова, я не переживу этого, он единственная любовь в моей жизни, я готова принять его безвыходные обстоятельства в которые он попал из-за обмана Снежаны, я готова все принять, и я так боюсь…
Рэма ощутимо бросало из крайности в крайность. Он заверял, что у меня будут лучшие врачи, что с моим здоровьем все будет в порядке, он клянется, что никогда меня не оставит, но здесь нужны кардинальные меры и это он заявлял с непоколебимой твердостью. Сдающей позиции, когда я, задыхаясь, говорила, что мне очень страшно и я так во всем виновата, испрашивала его прощения, и снова шла по своему сценарию. Обнимал, вжимал ревущую меня в себя. Его лихорадило. Терял контроль. Только обретал, вновь начиная убедительно и издалека, ласково утешая, и вновь терял, когда я говорила, что неважно же от кого ребенок, я просто очень сильно прошу его принять меня, ведь мне так страшно, я так боюсь его потерять…
Когда он не сдержался и рявкнул, что я обязана ему доверять, я затихла. Покорно покивала, елозя щекой по намокшей от слез ткани на плече и он облегченно вздохнул.
Села ровнее, деловито вытирая лицо и широко улыбнулась под напряженным взглядом:
— То есть любовнице рожать от тебя можно, а мне беременеть нельзя ни от кого кроме тебя, — опустив локоть на его плечо, пальцами подперла висок, с удовольствием глядя как мрачнее Рэм, — как-то не особо справедливо, не находишь, Маркелов?
— Ты не беременна, — прикрыл глаза, стиснув челюсть.
— Бинго! — восхищенно резюмировала я, протянув руку и растрепав его волосы, прежде чем отсесть от него и положив локти на подлокотник, а щиколотки скрестив на его бедре, оглядывая бледный профиль с беспорядочно упавшими волосами, и заключить, — ух, красотища! Похож на молодящуюся деревенщину.
— Зачем этот спектакль? — спросил с легким прищуром глядя перед собой.
— Тебе не понравилось? — удивилась я, склоняя голову. — Ну, во-первых, я не знала, чем тебя шантажирует Марин. — Не без удовольствия отметила рябь по его лицу, — а во-вторых, что может быть прекраснее, чем дать тебе надежду, а потом столкнуть с правдой. Когда живешь с садистом, невольно чему-то учишься. — Усмехнулась, глядя в потемневшие глаза. Прицокнув языком, тихо, вкрадчиво произнесла, — кончать жизнь самоубийством я не планирую, жить захотелось, знаешь ли. Теперь у нас с тобой будет другой уговор. Шахнес правильно сказал, что если вскроется чьего сына воспитывает Руслан, ты минимум сломом политкарьеры отделаешься. Минимум сломом. Со Снежаной он ничего не сделает, а вот тебе могут заварить кофе по-лубянски. Ты знал, что не разгребешь, если Марин засветит информацию, и он не дурак, он тоже знал, что ты не рискнешь на него слив сделать, потому что тебе пиздец в ответку прилетит. — Хрипло рассмеялась, с нескрываемым омерзением глядя на Рэма. — Наш с тобой новый уговор такой: если ты Мара хоть один раз, хоть как-нибудь укусишь… неважно, сам или через своих подсосов, я найду способ сообщить Гумарову, Рэм. За всю эту хуету, что ты творил со мной, готовой с тобой и в огонь и в воду и сквозь медные трубы, за то, во что превращал и что сделал со мной и Маром… Не трогай его, этот его козырь ты отдал мне. И меня не трогай. Живи, работай, смотри, как растет твой сын. И помни, Маркелов, никогда не забывай, что заплатишь очень дорого, если не включишь мозг и решишь продолжить нашу с тобой партию сейчас завершившуюся ничьей. В любой момент все может измениться, поэтому думай. Тачку мою не продал?