— Что за вино? — не слишком старательно изображая интерес, спросила я, очень заинтересованно распаковывая предмет, переданный на оценку. И тотчас охуев от содержимого.
— Винсент Джерардин… монт… мотрачет… — отозвался с фальшивой неуверенностью, глядя на этикетку бутылки у себя в руке и намеренно коверкая название достаточно неплохого по качеству и по цене бухла, — короче, пациент, скорее всего, это микстура от болезни какой-то, тут не на русском, а французской грамоте я не обучен. — Задумчиво заключил, отставляя бутылку.
И смотрел на меня, огладившую пальцами нежнейшую ткань черного бра с вплетением золотистой нити по краям чашек и в лямках. Танга тоже в этом же цвете, с тем же вплетением золотого на боковых частях из трех узких лямок. Приподнял бровь, когда посмотрела на него, предварительно кратко указав взглядом на коробку передо мной. Неуверенный в моей реакции, спрашивал совершенно об ином, разительно отличавшимся от вайба флиртующего провокационного трепа, во все больше пропитываемой томлением атмосфере. Понимая его немой вопрос по ставшим серьезными карим глазам, качнула головой, — нет, этот подарок сделан не слишком нагло и тем более не отталкивающе. Просто очень неожиданно. Улыбнулся одними глазами, дескать, то ли еще будет. Я перевела взгляд от него на бутылку, пытаясь спастись от сумасбродства, ударившего жаром вниз живота и уже увлажнившего белье.
Вежливо поблагодарить за белье, уже убранное в коробке обратно в пакет, отложенный на сидение рядом, я не успела, Марк все вернул на круги своя, в нашу пошло-ироничную комфортную стезю:
— Глаз не отводишь от продолговатого предмета, я все понял про тебя. — Стукнул пальцем по бутылке и усмехнулся мне, выжидательно на него посмотревшую, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться на весь зал:
— И?
— Тынь-дынь, тынь-дынь, — не отстраняя дна от столешницы повел бутылкой из стороны в сторону, привлекая к ней мой взгляд снова, и я послушно за ней следила, — ну точно, ты алкаш. У нас все больше общего.
Прикрыла глаза, усмехаясь, пока он, чтобы подтвердить правдивость своего вывода, придвигал к себе чистый бокал.
— Мне не слишком нравятся подобные заведения. — Предупредила, пытаясь хоть немного отвлечься от обладателя имени, которое пронизывало все мои мысли и не только их.
— Плюсик тебе в карму, я тоже не особый любитель, потому представим что это кафе. — Вздохнул с деланным облегчением, отставляя бутылку вина и снова погружая меня в непотребные мысли одуряющей поволокой в глазах. — Так, комплименты, я снова о них забыл. — Поверхностным взглядом пробежался по мне, с полуулыбкой отодвинувшей тарелку. — Волосы шикарны. Можно потрогать?
— Заодно руки вытрешь, жрать сели все-таки. — Согласно кивнула, взяв свое вино и с подозрением осматривая его на свет, игриво ударила по пальцам, потянувшимися через стол к моим волосам.
Рассмеялся. Его смех, несмотря на пониженную тональность, на свою краткость, весьма заразителен. Но я снова сдержалась, уже сама не зная для чего я ставлю себе эти ненужные обоим рамки. Он адекватен, самодостаточен, откровенен на максимум для сложивших обстоятельств, прост, открыт и по-мужски отзывчив, что еще надо для краткосрочного романчика? А я за каким-то хером держу дистанцию, вместо того, чтобы в омут с головой, а потом, лет в восемьдесят, обливаться потом и слюнями у камина, когда буду это все вспоминать и балаболить внучатам какая образцовая мадама была их бабулька… ну не дура ли?..
Марк пригубил вино, вздохнул, отставил и снова взялся за виски, вынеся итог:
— Я не разбираюсь в винах, но вроде неплохо.
— По мне, так савраской воняет. — Нагло солгала я, вдыхая аромат.
— В смысле? — неожиданно нахмурился он, резанув достаточно острым взглядом меня, не успевшую озадачиться причиной такой мгновенной смены настроения, а он тем же тоном добавил, — ты чо такое говоришь-то? Мы в кафе вообще-то сидим, где твои манеры. Официант! Можно кетчуп? — оглянувшись, на весь зал.
Кетчупа в супер-корчме не нашлось, но Марка уговорили на какой-то там блатной соус, клятвенно заверив, что он на натуральных забугорных томатах, у которых родословная благороднее чем у британской королевской семьи, и по вкусу сие произведение кулинарного искусства идеально подойдет к его почти доеденному стейку. Мне невыразимо доставляло то, как Марк при этом разговоре выглядел. Он хоть и издевался, но выверено очень, тонко, даже изящно и только над самой ситуацией: ему приспичил кетчуп в вип-кабаке Некрашевича и растерявшийся официант старательно уговаривал Марка на какой-то там идеальный соус, явно ожидая, что из-за невыполненного каприза сейчас начнется что-то из разряда быдловского глумления, когда его превращают в раба, а он ничего ответить не сможет венценосной персоне, отыгрывающей свои комплексы неполноценности на обслуге. Опасался зря, он не знал, в отличие от меня, что откровенная самоуверенность и борзая смелость у Марка порождены как раз-таки не комплексами неполноценности, а диаметрально противоположным — полным отсутствием этих самых комплексов. Просто момент показался Марку забавным и подходящим, и он решил развлечься, полностью игнорируя осуждающие взгляды окружающих и заинтересованно внимая тараторившему официанту.