- Лен. – Повторился голос. И без того сумасшедшее бившееся сердце, заколотилось в тысячу раз быстрее. Как давно я не слышала своего имени из этих уст. Зачем ты делаешь это? Вопрос застыл на моих губах, но так и не сорвался. Я хочу казаться тебе, себе – сильной. Вместо этого я произнесла:
- Зачем ты звонишь? – Так холодна с тобой, что и сама замерзла от своих же слов.
Говорю по-русски, но с английским акцентом, мне теперь можно. Как давно я не использовала родную речь, даже общаясь с Борисом и Олей. Лишь не частые звонки маме – мысленно возвращали меня на родину. Туда, где ты меня не ждала и не искала со мной встреч. Вот и сейчас. Сейчас я думала, что это она – но это ты. Вновь даешь о себе знать, но мне уже это не нужно. Почти не нужно, – скрипя зубами, могу признаться себе я. Я не знаю, что тебе от меня надо, что ты хочешь, но теперь, спустя столько лет, изменив всю свою жизнь, я поклялась больше не возвращаться к прошлому. Мне туда не нужно, мне хорошо без тебя. Скорее – проще без тебя, без твоих истерик и недовольств, мне проще без твоих взглядом, которые дают надежду, а твои руки – отталкивают меня. Мне проще без тебя, без нас, без нашего общего прошлого, тайн, концертов, чувств – всего того, что связывало меня с тобой. Нас. Но больше этого слова нет – «Нас». У меня бывает ностальгия, но я не скучаю по тебе, нет.
- Зачем ты сразу так? – Спросила ты, не понятно зачем.
Я вообще не знаю, для чего ты позвонила, что тебе от меня нужно? Пытаюсь справиться с нахлынувшими эмоциями, пытаюсь держать себя в руках. Обманутые… Хочу казаться тебе, себе – сильной. И я почти срываюсь, почти хочу накричать на тебя, хочу, чтобы ты так же страдала, как и я, только сильнее, острее. Но ты никогда не будешь такой, как я, ты никогда не поймешь, от чего мое сердце так тоскливо сжималось, губы сужались, отчего все было ТАК. Было.
- А как я должна? – Спрашиваю тебя я, зная, что ты не ответишь на мой вопрос.
Я и не думаю, что ты изменилась. Такие как ты – не меняются, и никогда не изменятся. Я не понимаю, зачем ты звонишь мне, нарушая мое равновесие, мое спокойствие, мой мир. Теперь – в моей жизни нет тебя, и больше не должно быть. Мы сами того захотели. Ты. Ты того захотела, и плевала ты на то, чего хотела я. Отчего так долго не хотела отпускать то, что неразрывно с моей душой…
- Я хотела тебе что-то сказать… – Неуверенно бормочешь ты, но я отчаянно не хочу обращать внимание на твою речь, на твой сбившийся голос, на твое волнение. Я лишь уверяю себя в том, что мне все равно – тебя больше нет в моей жизни. Как и меня – в твоей.
Я не хочу возвращаться в прошлое, искать ответы на мои вопросы, не хочу ничего вспоминать, быть озадаченной твоими глупыми выходками, словами. Так и сейчас, я почти готова, что ты выкинешь очередную ерунду, скажешь полнейший бред, а затем сорвешься, скажешь: «Прости, мне пора», и гордо уйдешь. Ты всегда уходила, сжигая мосты, думала – непобедима. А сама трусливая, хрупкая, но не волнуйся, я никогда не расскажу какая ты. Ты – настоящая, не та Юля, которую знают все – с коротким ёжиком, своенравная, стервозная и колкая. Я никогда не расскажу, какая ты – моя Юля.
Все это время я уперто молчу в трубку. То ли это нежелание разговаривать с тобой, то ли у меня нет слов, то ли мыслей, то ли я боюсь, что что-то потянет меня назад. Но мне туда не надо – там есть ты.
- Ты была права. – Видимо, ты смирилась с тем, что я не разговорчива, видимо, ты простила меня уже заранее. Но мне не нужно твое прощение. Ты добилась своего – и меня заинтересовало то, зачем ты звонишь мне? Нарушаешь мой покой, врываясь в мой мир, как тогда… Четырнадцать лет назад, в том самом поезде. Но сейчас… Сейчас – я не та, и я больше не попадусь на твои уловки. Я больше не хочу…
- В чем? – Устало спрашиваю я, совсем безнадежно склонив голову. Как хорошо, что ты не видишь меня. И как хорошо, что я не вижу тебя, твоих голубых глаз, от которых нет спасения…
Ты говоришь, столько лет спустя, что я была права. То ли ты и правда – одумалась, то ли – нашла пустой, никчемный и бестактный повод вновь заявить о себе. Ты всегда была на виду, а когда тебя забывали, находила повод показать себя снова, во всей красе. Но я больше не хочу о тебе слышать, я больше не хочу. Я так устала…
- Я – ничья. – И вот, как будто назло, я слышу, как срывается твой голос. Практически истерически, безнадежно… И я спешу, так тороплюсь, волнительно вдыхая полные легкие воздуха, задать тебе вопрос.
- Что это значит?
Но в трубки уже короткие гудки. Они отдаются эхом в моей голове. Ты всегда воровала привычки Вани. Всегда. Но что значат твои слова? И я предательски чувствую подходящие слезы…
- Милая, кто звонил? – Снова голос Саши из кухни.
- Не знаю, номером ошиблись…
Спустя несколько лет…
- Настя подожди, куда ты побежала? – Прикрикнула я, стремительно перекладывая телефонную трубку, и спеша за ребенком.
- До сих пор удивлена, что ты назвала ее русским именем. – Смеется в телефон мама.
- Ну, она же русская девочка. Наполовину, – в ответ хохочу я, – мамуль, я перезвоню тебе, а то эта негодяйка убегает от меня, она сейчас все витрины снесет тут!
- Ладно, целую тебя.
Я быстро добираюсь до девчонки, мягко хватая ее за руку.
- Не убегай от меня далеко. – Улыбаюсь маленькому ангелу я, ведя за собой.
- Вам помочь? – Одна из консультантов подошла ко мне, желая помочь в выборе новой обуви.
- О, нет, спасибо. – Вежливо отказываюсь я, поворачиваясь к девушке.
И в этот самый момент, мой взгляд прикован к окну, что выглядывает на улицу. И в этот самый момент, на меня устремляется самый знакомый взгляд в мире. Я теряюсь, забывая, где я, что я тут делаю? Ты куда-то срываешься, и как будто убегаешь. Что ты делаешь в Лос-Анджелесе? Я теряю тебя из виду, и тогда мне кажется всего лишь галлюцинацией. Но я все еще стою, смотря в одну точку, где минуту назад была ты. Точно ты! Твое лицо я никогда не перепутаю ни с кем другим. Но твоя рука мягко ложится на мое плечо, и я вздрагиваю, пугаюсь. Ужас окутывает меня с головой, я поворачиваюсь к тебе, проклиная то, что не знаю, что тебе сказать. Ты…
Боже… Это ты. Совсем взрослая женщина, необычайно элегантная и красивая. Длинные черные волосы великолепными локонами ложатся на плечи, легкий, почти естественный макияж, растерянная улыбка, напрягшиеся мышцы шеи, твои ключицы… Короткое платье телесного цвета, каблуки. Теперь ты вровень со мной. Стою, проклиная все на свете. Не знаю, как к тебе обращаться, но, слава Богу, твое имя я еще помню. Я никогда не забуду его. Заглядываю в твои глаза и теряюсь… Голубые. Такие же, как и девятнадцать или двадцать лет назад… Такие же яркие, чистые, холодные, как лед, только… Такие искренние. Я стою, не в силах пошевелиться. Ты протягиваешь мне свою худенькую руку, смуглую, наверное, хочешь поздороваться. И я несмело протягиваю тебе свою – бледную, с веснушками, как и раньше. Я вздрагиваю, когда наши руки соприкасаются. Ты – тоже. Неожиданно Настя подбегает ко мне, игриво дергая за край платья:
- Мама, мама, когда мы пойдем? – Совсем по-детски, забавно, спрашивает она.
Я не успеваю ничего ответить, ты встреваешь.
- Твоя дочь? – Кажется, ты растеряна, но слабо улыбаешься.
- Да… – Выдыхаю я, все еще держа твою руку в своей руке.
Ты смотришь прямо мне в глаза… Сколько же в них я вижу – теперь. Но я молчу. Прости, теперь мне нечего сказать. Я вижу столько всего, что ты хранила и хранишь в себе. И я готова простить твоим словам все. И ты… ты вроде бы тоже… Твой взгляд опускается ниже, ревниво осматривая мою шею, на которой, по-прежнему, висит твой кулон. И я вижу, как ты улыбаешься…
А мой… мой взгляд, ревниво скользит по твоей руке, которую ты так и не вырвала из моей руки. Я пробегаю по тыльной стороне ладони глазами, пробираясь на пальчики, чтобы посмотреть – есть ли у тебя кольцо? Замужем ли ты? И мое сердце предательски останавливается, видя, что кольца – нет. Ты ведь – ничья…
«Нужно всегда летать, нужно умирать в полете…»
Иван Шаповалов